ваших детей с магией тоже нелады. Мирно отойдете в сторону — всем лучше будет. Я вам советую прислушаться к просьбе Арины Ивановны.

— Вот-вот, слушайся, деточка, — хихикнула Живетьева. — Стасик дурного не посоветует. Умненький мальчик и с правильными принципами.

— Скорее, с их отсутствием.

— Я за сильную страну, — зло бросил безопасник. — Ваша семья ее дать не может, выродилась. Живетьевы — сильный род, они по праву встанут у руля.

— Женечка, от тебя и не требуется ничего. Мы все сделаем сами. Убили твоего Сашеньку заговорщики во главе с князем Шелагиным, воспользовавшимся помощью неблагодарного и непорядочного целителя Зимина. Под нужной магией последний скажет все, что требуется. Никого не забудет.

Живетьева тоненько неприятно хихикнула, безопасник ей вторил куда более уверенным смехом. Весело им, однако…

— И кто там среди заговорщиков?

Вряд ли великую княгиню волновал этот вопрос на самом деле — голос ее звучал совершенно равнодушно. Скорее, пыталась тянуть время, непонятно на что надеясь.

— Окромя Шелагиных-то? Думаю, Беспаловы, Прохоровы и Дорофеевы. Не волнуйся деточка, мы отомстим за Сашеньку. От этих мерзких кланов не останется ни одного человека. У меня уже и люди присмотрены, кто на эти земли сядет. Верных людей вознаграждать надо, а предателей — карать. На том власть и стоит.

Разговор был интересным, но продолжать его слушать было бессмысленно, нужно начинать действовать. Причем убирать придется обоих: безопасник выглядит серьезным противником, а еще может сбросить купол и позвать на помощь. Да и вряд ли он спустит гибель своей сообщницы.

Живетьева всунула бумагу и ручку великой княгине, и та покорно уселась на кровать рядом с тумбочкой, на поверхности которой собралась писать. Это признание точно не должно было появиться.

Первой я всё-таки рубанул Живетьеву. Клинок преодолел как артефактную, так и личную защиту целительницы, напрочь отделив голову, которая полетела в сторону кувыркаясь. Безопасник ринулся за головой — наверняка инструкции на такой случай ему давались, но соединения верха и низа Живетьевой допустить я не мог. В мужика клинок вошел еще легче, не заметив многочисленных защитных артефактов.

Я собирался сразу же уйти после убийства, но не смог, застыл, прикипев глазами к голове Живетьевой, которая упорно не желала умирать. Магию она использовать не могла, тем не менее тело каким-то образом настроилось на голову и поползло к ней, а сама голова проявляла все признаки осмысленной деятельности: обводила взглядом доступное ей помещение в поисках убийцы и открывала-закрывала рот, выплевывая неслышимые для других ругательства.

Смотрелось это, с одной стороны, страшно, а с другой — настолько притягательно, что невозможно было оторваться. Безопасник умер сразу, для того, чтобы это понять, вовсе не нужно было обладать целительским знаниями, а вот Живетьева жила, несмотря на то, что состояла сейчас из двух половинок. Из нее даже кровь не вытекала: срез был ровным, четким, как в анатомическом пособии, для производства которых используются обработанные трупы. Именно таким хорошо обработанным трупом и выглядело тело Живетьевой. Как будто старуха если и была живой, то лишь очень и очень давно, а сейчас всего лишь кадавр, действующий по определенной программе.

Первой опомнилась великая княгиня.

— Да что ж ты никак не сдохнешь, тварь! — воскликнула она и принялась срывать защитные артефакты с Живетьевой.

Я спохватился и выставил свой купол от прослушки, так как тот, что стоял ранее, развеялся после смерти безопасника. Надеюсь, стража в коридоре не слишком прислушивается к звукам отсюда — почему-то я уверен, что им дали именно такое указание: на случай, если безопасник промахнется с защитой от прослушивания, все стоящие на посту должны временно оглохнуть. Вряд ли вскрик великой княгини не вырвался за пределы комнаты, но в двери никто не стучал с вопросом, что случилось.

— Я не знаю, кто вы, мой спаситель, — оглядываясь по сторонам, сказала великая княгиня, — но, если вы здесь, разрубите ее голову пару раз. И туловище. Сердце я вырву сама.

На лице Живетьевой появился ужас, но я не видел ни единой причины, почему бы мне не выполнить просьбу красивой женщины. Тем более сделать то, чего мне хотелось и самому.

Туловище действительно перестало дергаться после того, как из него извлекли сердце. И извлекла его великая княгиня лично, причем делала она это на глазах Живетьевой, корчившей страшные гримасы и наверняка призывавшей на голову убийц все кары небесные. От того, чтобы делать это громко, ее останавливала сущая ерунда: отсутствие доступа к собственным легким. Без такой малости даже целительница не в состоянии произнести ничего. И плюнуть не получится, хотя Живетьева явно попыталась, когда к ней подошла великая княгиня. Так что главе Гильдии и по совместительству главе крупнейшего клана, не имеющего собственного княжества, пришлось обойтись без прощального последнего слова.

Голову пришлось нашинковать крупными ломтями, и то мне казалось, что еще чуть-чуть — и она опять соберется в единое целое, поэтому нарезку я испепелил кулинарным заклинанием уничтожения пищевых отходов. Заклинание сработало прекрасно, и от головы Живетьевой не осталось даже пепла.

Только после этого содержимое пространственного кармана выпало рядом с телом. Реликвия гулко впечаталась в пол и подкатилась к ногам великой княгини, которая удивленно вскрикнула и сразу же подняла главную семейную ценность и прижала к себе.

Толку, конечно, теперь императорской семье от нее не будет: я чувствовал от реликвии отклик и при необходимости мог бы зачерпнуть из нее столько энергии, что непременно бы свихнулся от ее переизбытка. Поэтому от соблазнительно фонящей реликвии я отвернулся и обратил внимание на остальное. Кроме еще одной бомбы, из пространственного кармана Живетьевой выпало множество записей явно древнего происхождения и древние же артефакты.

«Ты там не уснул? — всполошился Песец. — Быстро загружай всё в свой карман. Места хватит. Это — твоя плата за устранение Живетьевой, причем такая, что нельзя оставлять в чужих руках. Эта дурочка чуть было не написала признание в том, чего не делала, а ты ей все трофеи хочешь оставить. В конце концов, если уж становиться преступником, то не только ради прекрасной дамы, от которой тебе ничего не светит ни в каком случае».

Начал собирать я раньше, чем Песец закончил свою длинную поучительную (или мотивирующую?) речь. Честно говоря, выпало из Живетьевой не так много, чтобы размещение по моим карманам затруднилось. Единственное, на что пришлось обратить внимание, — не положить случайно в один изнаночный карман клинок и бомбу. Я помнил, что они могут среагировать.

— Если вы все еще здесь, мой