– Если начать баловаться с температурой тела, но они, конечно, осоловеют, но это для здоровья вредно. Не подходит. Откачивать жизненную силу, как чародеи, я не умею. И это тоже, мне думается, вредно.

Оболиус слушал, слушал и мрачнел. До сих пор старик решал все проблемы, а тут получалось, что Искусство пасовало. Это было как-то неожиданно.

Закончил свою речь старик словами:

– Тут другое что-то надо измысливать.

– Что? – с надеждной встрепенулся ученик.

– Другое! – строго повторил Толлеус. – Подумай!

Буквально через час Оболиус примчался обратно и радостно затараторил:

– А давайте их усыпим!

Старик, который в этот момент ваял что-то искусное, пренебрегая своими обязанностями шкипера, аж подсочил:

– Я ж тебе объяснял, что…

– Да я про другое! – перебил его ученик. – Мы их не плетением усыпим, а сделаем так, чтобы они день с ночью перепутали! Днем будут спать – накроем их куполом, чтобы темнота была, а ночью искусный светляк. Еще и экономия получится на корме – будут ночью пастись, все равно мы остановки делаем.

Идея Толлеусу очень понравилась – стадо «съедало» в день приличную сумму. Ради одного этого стоило попробовать. Правда, реализацию пришлось отложить до вечера – плести вязь и управлять плотом одновременно хорошо не получалось – и так чуть не столкнулись с купеческим судном, идущим по фарватеру встречным курсом.

Вообще сделать непроницаюему для света сферу – дело не хитрое. В штатном плетении защитного пузыря есть такая функция. Нужно лишь выделить ее, встроить в плетение искусного загона. Кстати, с последним при установке на плот была накладка – оно было оптимизировано на почву или более твердую поверхность и могло скользить по ней, не увязая. С водой так не получилось – нижний край тонул, распрямляясь до полусферы, и под плотом оказывался приличный ее фрагмент, который захватывал воду и тормозил движение. Толлеус быстро это исправил, но из-за этого изменились свойства всего загона – в частности, он стал не таким непроницаемым снаружи, как первый вариант.

Всю ночь Оболиус не спал и не давал спать животным, носясь по загону, крича и распихивая пытающихся улечься животных. Из-за этого невидимые в ночи лаяли деревенские собаки и даже какой-то мужик не поленился встать и тоже поорать во тьму что-то ругательное в адрес Оболиуса. После этого он умерил свою громкость, да и выдохся к утру. Сказались два тяжелых дня, да и поспал он совсем чуть-чуть перед закатом.

Зато утром все были счастливы – животные мирно спали в темном загоне, Оболиус посапывал в шалаше, а старик сидел рядом и управлял своим судном, нет-нет, да отвлекаясь на что-нибудь Искусное.

В отличие от Оболиуса у искусника было и время, и желание смотреть по сторонам. По крайней мере, вид реки ему еще не надоел – пейзажи открывались изумительные. Плесы сменялись тихими заводями, в которых цвели гигантские кувшинки разных цветов, далекие берега то тонули в зелени плакучих ив, то строились высокими соснами. Вода меняла свой цвет от удивительной глубины синего до черного и даже сиреневого в зависимости от положения солнца. И все это кишело жизнью. То тут, то там плескалась рыба, ближе к берегу деловито сновали какие-то зверьки с хвостами лопатой, один раз расстоянии плот долго сопровождала большая змея с красивым узором на спине. А уж сколько разных птиц можно было увидеть в заводях группами или по одиночке! Нельзя было сказать, что Толлеус являлся рьяным поклонником флоры и фауны, но, прожив многие годы в городе, он отвык от такого буйства зелени и жизни вдали от людей. Впрочем, деревушки и небольшие городки попадались достаточно часто, чтобы не считать себя напрочь оторванным от цивилизации, но все равно это были островки людей в природе, а не наоборот.

Как раз рыба и соблазнила Толлеуса на рыбалку. Он неоднократно видел, как деревенские мужики на утлых челнах затягивают бредень, а потом набивают корзины бьющейся серебряной добычей. Рассудив, что Искуством можно наловить хоть телегу рыбы, не особенно утруждаясь при этом, он занялся плести искусную сеть. Правда, через какое-то время он отбросил плетение обычной сети по образу и подобию той, что у рыбаков. Да, она бы двигалась сама, да, нити в ней были бы невидимы обычным зрением, но все равно неудобно. И главное неудобство – при такой конфигурации ее требовалось плести вручную. Старику это быстро надоело. Можно было бы поручить эту работу Оболиусу, но ученик был сильно занят усмирением недовольного стада.

В конечном итоге Толлеус разработал свой собственный вариант рыбной ловли, который местным рыбакам даже не снился. Плетение, как и многое другое в творчестве искусника, основывалось на сфере. Она создавалась под водой, после чего искусные нити начинали подтягивать ее к плоту. Сама сфера при этом сжималась до небольшого радиуса другими нитями. Вода из нее спокойно выдавливалась, а что-то более крепкой оставалось внутри. Соорудив на палубе высокую треногу из жестких нитей, старик мог поднять сеть с добычей в воздух и, если подставить снизу мешок и развеять плетение, вся добыча попадала бы внутрь. Но можно было вытаскивать не сразу, а буксировать сеть до места остановки.

Когда старик в первый раз «забросил свой невод», он наловил несколько ведер малька, но крупной рыбы, на которую он охотился, внутри не было. Доработанное плетение стало пропускать мелочь, хотя с этим на самом деле пришлось повозиться, ведь у сферы не было дыр в прямом понимании этого слова, а работа основывалась на плотности содержимого. Пришлось мудрить. Чтобы не усложнять, определяя размер добычи, Толлеус добавил в плетение оценку усилий, которую прикладывает рыба, пытаясь вырваться. Сильно тянет – сеть ее не выпустит, не сопротивляется – уйдет. Пусть не идеальный контроль, но годится.

Улов был, но, честно говоря, искусник рассчитывал на большее. В основном добычей становились узкие зубасные рыбины. Попробовав ставить сеть в заводях, где обычно можно было увидеть рыбаков, Толлес столкнулся с тем, что помимо добычи в сеть стали попадать коряги и какая-то водная растительность, которую плетение выдергивало из ила, путая с попыткой жертвы вырваться на свободу. Опять пришлось дорабатывать, играя с проницаемостью сферы.

Проснувшийся Оболиус, позевывая, умылся, свесившись с борта и едва не свалившись при этом в воду. Потом он деловито порылся в запасах и, схватив в каждую руку по пирогу с мясом, уселся рядом, проявив интерес к окружающему. С набитым ртом он посетовал, что на плоту нельзя развести огонь, поэтому хорошо бы придумать какое-нибудь плетение для разогрева еды, потому что есть холодное не так вкусно.

Тут он заметил, чем занят искусник, и, прервав себя на полуслове, размахивая пирогами и жестикулируя, принялся давать советы. Нынче его советы заключались не в критике самого плетения, а в том, куда стоит забрасывать сеть. Похоже, о рыбе парень знал гораздо больше старика, поэтому Толлеус безропотно уступил ему пальму первенства, став сторонним наблюдателем и лишь создавал все новые и новые ловчие сферы.