девять исполнилось бы. Я всегда этот день отмещаю. Погиб мой Искандер еще в нащале войны… А я-то думал внуков понянчить.

За спиной Кашафутдинова Хрипунов увидел племянницу старика и молодую женщину, сидевших за столом, на котором были расставлены вазочки с печеньем, в чашках – золотистый чай.

Уверенно, совсем по-хозяйски, слегка потеснив старика, Хрипунов вошел в избу; за ним прошли Петешев с Барабаевым.

– Сейчас мне не до чая, гражданин Кашафутдинов. Я пришел к вам с обыском, а со мной двое понятых, – повернулся Хрипунов в сторону стоявших рядом Петешева и Барабаева.

– Какой обыск?! – возмущенно воскликнул хозяин. – В прошлый раз вы приходили проверять у меня электропроводка, а сещас говорите «обыск»!

– Для такого решения у меня имеются серьезные основания, – спокойно сказал Василий. – Мы видим, что вы живете не по средствам. Мне бы хотелось у вас спросить, откуда у вас этот фарфоровый чайный сервиз, что стоит на столе. Откуда у вас вся эта хрустальная красота? – кивнул Хрипунов на застекленный шкаф.

– Работал много! В войну керосин продавал, потом свиней выращивал, барашков завел, потом на рынке продавал. Разве запрещено? За всю жизнь щужую копейку не брал! – воскликнул Кашафутдинов. – Можете у моих родственников спросить, они подтвердят.

– Мне не хотелось бы с вами препираться, гражданин Кашафутдинов. – Расстегнув полевую сумку-планшет, Василий вытащил из нее бумагу с печатями и, показав ее старику, продолжил: – Вот постановление на обыск. У нас имеются веские основания полагать, что в вашем доме находится оружие, при помощи которого были совершены уголовные преступления, а также хранятся ценности, имеющие важное значение для уголовного дела.

– Какое уголовное дело? Какие ценности? – ощетинился старик. – Вот этими руками все заработано, – показал он натруженные широкие ладони.

Спрятав бумагу в полевую сумку, Хрипунов распрямился, отчего стал выше старика на целую голову, и поучительным тоном продолжал:

– Я вас прошу добровольно выдать следствию все припрятанные деньги и ценности, полученные незаконным путем… А также оружие!

– Нет у меня никаких денег! Я буду жаловаца! А может, вы бандиты, я ведь не знаю.

– Голова у меня болит от этого балагана, – устало произнес Хрипунов. – Свяжите его!

Щелкнув замками чемоданчика, Петешев достал из него электрошнур. Приблизившись к старику, он ударом кулака сбил его с ног. Стукнувшись затылком о стену, старик глухо застонал. Петр связал Кашафутдинову руки и ноги.

Женщина выскочила из-за стола и, размахивая кулаками, набросилась на Петешева:

– Что же вы делаете! Он же старик! Он не делал никому ничего плохого!

– Чего стоишь?! – прикрикнул Хрипунов на Барабаева. – Заткни ей глотку. Сейчас всю улицу своими криками переполошит! Этого нам еще не хватало!

– Сделаю!

Вытащив из кармана шнур, Барабаев накинул женщине на шею и принялся душить.

– Никуда ты от меня не денешься!

Повалившись на пол, женщина пыталась сопротивляться: извивалась, царапалась, пыталась укусить, а потом как-то вдруг обмякла и, свесив голову на сторону, затихла.

Хрипунов постучал по своим карманам и, отыскав пачку папирос, закурил, после чего безмятежно принялся наблюдать за происходящим. Затяжки глубокие, на лице выражение блаженства. Присел на стул, с которого несколько минут назад соскочила Рахима – забившись в угол комнаты, она с ужасом наблюдала за происходящим, не смея произнести даже слова.

– За щто?! Звери! Мои сыновья с фашистами воевали! Так вы хуже фашистов! – кричал Кашафутдинов, срывая голос. – Люди, помогите! Спасите!

Лениво повернувшись к старику, Хрипунов выпустил струйку дыма и сказал Петешеву:

– Ну что стоишь, Петро. Угомони старика. А то у меня от его криков уши уже заложило. А потом, не ровен час услышит кто.

Петешев вытащил из кармана нож, склонился над стариком и полоснул его ножом по горлу. Кашафутдинов попытался что-то произнести, но захрипел, забулькал, из резаной раны обильно на рубаху хлынула кровь, а потом он и вовсе затих.

Швырнув на багровый пол окурок, Большак распорядился:

– Выгребайте все! У этого старика вся мебель золотом набита! Шмотки в мешки складывайте!

– А с девкой что делать? – спросил Петешев.

– Не беги впереди телеги! Найду ей применение.

Поднявшись, Хрипунов неспешно зашагал к Рахиме, забившейся в угол.

– Ну чего ты такая расстроенная, детка? Неужели ты нас боишься? Мы же славные ребята. Ты это поймешь, как только познакомишься с нами поближе.

Сзади что-то расколотилось. Обернувшись, Василий увидел фарфоровую вазу, разлетевшуюся на большие куски.

– Неосторожно ты, Петух, – неодобрительно покачал головой Большак, – эта ваза больших деньжищ стоит! Так что с тебя штраф возьмем!

– Даже не знаю, как выскользнула, – посетовал Петешев. – Вроде бы и держал крепко. Ага! Ручка у нее была приклеена. Кто же знал?

– Ну что же вы девушку-то пугаете? – неодобрительно покачал головой Хрипунов. – Она и так вся дрожит от страха! – Посмотрев на дрожащую Рахиму, пожаловался ей: – Вот видишь, красавица, с какими невежественными людьми приходится иметь дело.

– Отпустите меня, – плача, взмолилась девушка. – Я никому ничего не скажу. Я уйду и обо всем этом забуду! Отпустите меня. Пощадите!

– Не бойся, милая, а ты и в самом деле настоящая красотка. Тебе кто-нибудь говорил об этом? В кого же ты такая ладненькая вышла, в маму, наверное. Дядька твой кривоногий, а у тебя вон какие ножки ровненькие и длинные.

– Я на папу похожа, только он погиб… Отпустите меня.

– На папу… Значит, счастливой будешь!.. Раздевайся давай, хочу посмотреть, какая ты красивая.

Рахима, вцепившись в свой халат, причитала:

– Не надо. Отпустите меня!

Повернувшись к Петешеву и Барабаеву, продолжавшим рыться в шкафах в поисках золота, Хрипунов прикрикнул:

– А ну, отвернуться! Барышня стесняется!.. Ни стыда ни совести у вас нет! Ну вот видишь, на нас теперь никто не смотрит. Теперь мы с тобой вдвоем, детка. – Положив ладонь на плечо девушки, Большак погладил ее руку, коснулся живота, а потом, ухватив за отворот, сильно рванул. С треском разошлась фланелевая ткань, обнажив девичью грудь. – Как же ты могла прятать такую красоту. – Хрипунов расстегнул брюки. – Я горю от желания, вот что с нами, мужиками, женская красота делает! Ты из меня прямо веревки вьешь!.. А теперь будь умницей и не расстраивай меня. Не обещаю на тебе жениться, знаешь ли, женат я уже… Но мы можем остаться хорошими друзьями… Ты же этого хочешь?

Рахима в страхе закричала:

– Не надо! Отпустите меня! Не трогайте!

– Халат задери, сучка! Чтобы я ноги твои видел! – гаркнул Хрипунов. В горле вдруг пересохло. Сглотнув, он прохрипел: – Вот так оно лучше будет. А ножки у тебя хороши. – И он навалился на девушку.

Рахима громко вскрикнула.

…Поднявшись, Большак глубоко выдохнул:

– И золотишко забрал, и удовольствие получил. Надо было бы, конечно, старика поблагодарить за такое