– Жирный няшка в черной рубашке, – сказал Майло и шагнул внутрь.

* * *

Обеденная зала оказалась просторной и сумеречной, заставленной синими стульями, кабинами и столами из того же поливинила, что и входная дверь. Расплывчатые репродукции афиш корриды покрывали стены плотно, точно обои. Оркестр марьячос, неестественно рьяно налегая на тромбоны, составлял звуковое оформление заведения.

Однако пахло при этом на удивление приятно: фасолью, кукурузой, физалисом, аппетитно шкворчащей на сковородке говяжьей поджаркой.

Главная кабина стояла свободная. В книге предварительной записи клиентов не было ни строчки. Пока наши глаза привыкали к полумраку, откуда-то вынырнула официантка в мексиканском платье, спадающем с одного плеча.

– Señors? Vaya con dios![27]

Возрастная такая дамочка, лет шестидесяти с хвостиком, с лицом, наводящим на мысли скорее о Генте, чем о Гвадалахаре.

Майло улыбнулся официантке, хотя его взгляд был устремлен мимо нее. На всю большую залу было всего три группы обедающих, и все сидели в кабинах вдоль западной стены помещения. Типы, похожие на менеджеров среднего звена, потягивали «Дос эквис» или «Маргариту»; пара пожилых супругов, игнорируя друг друга, уплетали еду со своих тарелок; и другая пара, намного моложе первой, наоборот, игнорировала еду, слишком занятая друг другом. Он был светловолосый, в черной рубашке с серым галстуком, его дама – темноволосой и миниатюрной, в белом платье-безрукавке.

Майло сказал официантке:

– Наши друзья вон там.

– О’кей, muy bueno[28]. Сейчас принесу меню, пока вы просматриваете, хотите «Маргариту», у нас сегодня специальное предложение – мороженая клубника со свежей.

Он прочитал на ярлычке, приколотом к платью, ее имя.

– Все это очень соблазнительно, Лоуэла, но мы здесь так долго не останемся.

– Ничего не хотите?

– Не сейчас.

Мы направились к Баллистеру и его подружке. Она сидела к нам спиной. Лицо Баллистера мы видели, зато он был так занят своей визави, что даже не заметил нас, пока мы не подошли совсем близко. Волосы у него были прямые, воскового цвета, чуть длинноватые и почти совсем белые на кончиках. В общем, как у серфера, хотя неизвестно, ступал ли он хотя бы раз на доску для серфинга.

У него были широкие плечи, удлиненное лицо и крупные руки. И никаких признаков лишнего веса.

Он и темноволосая женщина продолжали сидеть, сомкнув пальцы. Баллистер улыбался во весь рот.

Майло шагнул вперед и объявил:

– Жаль, но придется мне помешать вам, детки, – без всяких, впрочем, признаков искреннего раскаяния.

Светлые глаза Майрона широко раскрылись. Даже с такого близкого расстояния он продолжал производить впечатление человека стройного; единственным намеком на излишек подкожных жировых отложений был разве что назревающий второй подбородок.

– Прошу прощения? – переспросил он. Голос мальчишеский. Гладкое чело, не смятое рукой заботы.

– Майрон Баллистер? – спросил Майло.

– Д-да…

Женщина в белом повернулась и, увидев меня, воскликнула:

– Вы? Какого черта?

– Детка? – удивился Баллистер. – Ты знаешь этих…

Медея Райт выдернула из его ладони свои миниатюрные, наманикюренные, покрытые кольцами пальчики. Другая ее рука уже сложилась в кулачок.

Я представил их с Майло друг другу, попутно пояснив роль Медеи Райт в деле сестер Сайкс.

– Так это у вас здесь что, совещание адвокатов? – спросил Майло.

Скорее уж следствие конвенции в Палм-Спрингс. Продолжение процесса обучения, так сказать.

Райт скорчила гримасу.

– Я требую объяснений…

– В деле вы представляли разные стороны, а теперь, значит, стали единым целым? – поинтересовался лейтенант. – И что же случилось раньше, любовь или работа?

Даже безукоризненный макияж Медеи Райт не смог скрыть краску, хлынувшую ей на щеки.

– А вам какое дело? И вообще, кто вы такие, черт вас возьми?

Майло протянул ей удостоверение.

– Отдел по расследованию убийств? Что, черт подери, происходит?

– А вы не знаете…

Она расправила плечи и вытянулась, желая казаться выше, но генетика лишила этот жест половины задуманного драматизма.

– Если б я знала, разве спрашивала бы вас?

– Дорогая, это как-то странно… – произнес Майрон Баллистер.

Она протянула к нему руку ладонью вперед.

– Не говори ни слова. Кто знает, что у них на уме.

– У меня на уме только одно, мисс Райт, – сказал Майло, – расследование убийства. А вас не интересует, кто его жертва?

– Какая разница, – ответила Райт, – вы мне и так и так скажете. «Мне» – Баллистер уже отошел на второй план как неважная мелочь.

– О нет, – сказал он. – Кого-то убили?

Не глядя на него, Райт сказала:

– Да, обычно под «убийством» понимают именно это.

Лицо Баллистера продолжало выражать искреннее изумление. И никакой обиды. Наверное, он сразу решил для себя, что не играет с ней в одной лиге.

Медея Райт кивнула Майло:

– О’кей, выкладывайте.

Когда она отвела глаза, он ответил:

– Ваша клиентка, Констанция Сайкс.

– Что?! – взвизгнула она. Ее вопль распорол в ресторане воздух, как треск рвущегося парашютного шелка. Менеджеры в дальнем конце зала разом поставили стаканы и уставились в нашу сторону. Даже пожилые муж и жена перестали набивать желудки.

К нам уже спешила Лоуэла.

– Всё в порядке?

Медея Райт жестом отослала ее обратно.

– Мы дискутируем.

– Что ж, это видно, – заметила Лоуэла и пошла прочь.

– Расскажите подробно, что случилось, – попросила Райт.

– Пару дней назад, вечером, кто-то убил доктора Сайкс, – ответил Майло.

– Это же безумие. – Райт выхватила из пемзовой миски ломтик кукурузной лепешки и стала его грызть, двигая зубками быстро-быстро, словно накачанный метамфетамином кролик. Расправившись с одним ломтиком, она таким же образом истребила еще два.

Баллистер взирал на нее с благоговением. Потом повернулся к нам:

– То есть вы хотите сказать…

Райт перебила его:

– Но это же безумие, чистое безумие.