– Ты че творишь-то? – испуганно забухтел мужик,вскакивая и тыча черным пальцем в нацеленное на него оружие. – Убери, тыче! Я и так уйду! Ща пожитки соберу и уйду!

– Ты кто? – прошелестела Аня.

– Петя, – растерянно ответил тот. – ПетяМотов. Я тут перекантоваться хотел… В тепле… Ты, дамочка, не взыщи, я ж незнал, что дом чей-то. Думал, раз хозяин помер…

– Кто помер?

– Хозяин. Ленька Сухов.

– С чего ты взял, что он?..

– Дык все знают. Все село. Помер в прошлом годе. Втюряге еще. Над ним там зэки издевались, у него сердце-то и не выдержало… Отинфаркта помер. Годик оставался до освобождения!

По Аниному телу прошла судорога. «Браунинг» в ее рукезаходил ходуном. Перепуганный бомж в ужасе вскочил и, прикрывая лицо руками,засеменил к выходу. О своих пожитках он не вспомнил, главное для него сейчасбыло – спастись самому. Пока полоумная баба его по случайности не пристрелила!

Аня не заметила, как бродяга покинул хибару, она вообщеничего не видела. И не слышала. Стояла, как гипсовая статуя, неподвижная,бледная… Только рука с оружием дергалась вверх-вниз, как потревоженная пружина.

Неизвестно, сколько длилось это состояние. Давно покинул домнезадачливый бомж. Звуки ночи смешивались со стонами и всхлипами разрушавшегосяпокинутого дома, запущенного сада. Аня ничего не слышала. А когда до нее началидоходить из тьмы звуки, перед глазами проступили очертания предметов, онаощутила такую боль, какой не испытывала даже во время родов. Мука пронзила всетело и отдалась в голове. Аня осела на грязный пол, схватилась скрюченнымипальцами за виски и завыла, по-собачьи вытянув шею и задрав голову…

И тут…

Когда взгляд взметнулся вверх, женщина увидела…

ЕЕ.

Эву.

Тот самый уцелевший портрет, который она с такимостервенением пыталась сорвать! Он все еще висел на своем привычном месте. Ипрактически не изменился. Не истлел, не отсырел, не облез, только немногопотускнел от времени. И Эва была все та же. Роскошная, надменная, насмешливая,презрительно смотрящая на Аню… И взгляд ее ничуточки не потух. Желто-зеленыеглаза горели живым огнем, презирая глупую деревенскую корову с гнилыми зубами.А в глубине зрачков плескалось торжество. Да, Эва торжествовала! Ведь Аня так иосталась неотомщенной. Со своим адом и нерастраченной ненавистью…

Да, Ленчик умер! Но все равно Аня не могла успокоиться. Ондолжен был умереть совсем по-другому! Искупить вину перед ней. Избавить ее откошмаров. Он должен был умереть от ЕЕ пули! Но он тихо скончался в тюряге отсердечного приступа… Трусливо ушел, не дождавшись возмездия. Подлый, никчемныйчеловек…

Аня презирала его. Днями презирала, ночами боялась,ненавидела и…

Немного любила!

В своих кошмарах она тосковала по Ленчику. Когда во снах онуходил, лязгнув щеколдой, Аня думала – как жаль, что он ушел… Быстрей бывернулся!

И это было страшнее всего! Не ненависть, а любовь… А если нелюбовь, то ненормальная привязанность. Когда-то она читала о том, что жертвыманьяков попадают к своим мучителям в психологическую зависимость, а иной разпреисполняются к ним любовью. Тогда Аня в это не верила. Считала глупостьюнесусветной. Думала, как можно испытывать положительные чувства к тому, кто надтобой измывается? А оказалось – можно! По крайней мере, те месяцы, что они сЛенчиком проводили за чтением книг и вязанием, Аня не раз вспоминала снепонятной ностальгией. Она стыдилась этого чувства, умом понимая, что должнаиспытывать к Ленчику только ненависть. Не разбавленную ничем. А получалсякоктейль. Из разных эмоций. Иной раз совсем странных… И именно это заставлялоАню мучиться больше всего. Убив Ленчика, она надеялась избавиться от этихдвусмысленных ощущений. Не только от кошмаров, но и от непонятной тяги вернутьчто-то из того, что было…

Но судьба в очередной раз сыграла с ней злую шутку.Обманула. Предала. И что теперь Ане делать? Со всеми своими переживаниями,надеждами, со своим адом? Чего желать? Жить так она не могла, забыть – темболее…

Значит, нужно было что-то сделать. Что-то радикальное. Вдругни с того ни с сего Аня вспомнила кадры старой кинохроники, запечатлевшие, какна Параде Победы в 1945 году советские бойцы кидали фашистские знамена вкостер, и подумала о том, что все правильно… Уничтожить символ – то же самое,что уничтожить врага. И если бы существовал символ ее страданий, Аня незадумываясь истребила бы его. Но его…

Нет?

Или все же есть?

Этот дом, например! Разве он не символизирует ее ад? Сжечьего! Как фашистские знамена! И ступить в новую жизнь, не оглядываясь напепелище…

С этими мыслями Аня бросила факел на пол. Отстраненнопроследила за тем, как огонь перекинулся на доски. Затем перевела взгляд натопчан, к которому подступало пламя. Долго смотрела, как занимается покрывало…

На ее глазах сгорала ее тюрьма. Но Аня ничего нечувствовала…

Никакого облегчения.

Но стоило огню взобраться вверх по стене и лизнуть своимкрасно-синим языком портрет Эвы, как Аня ощутила внезапное удовлетворение, дажене смогла сдержать смеха. Да, она смеялась! Хохотала, как сумасшедшая, видя,как языки огня слизывают со стены частички Эвиной плоти, превращая ее в уголь.Несколько секунд прошло, и вместо надменного рта – черная клякса! Вместоиздевающихся глаз – прожженные дыры! А вместо самой Эвы – ссыпавшаяся наостатки топчана сажа…

И тут Аня поняла, что избавит ее от мучений. От ее ада. Отее кошмара. Смерть Эвы. Уничтожение символа ее страданий.

Ведь это именно она во всем виновата. Как же Аня моглазабыть? И ненависть свою, и страшные мысли, и те мечты о мучениях богоподобнойЭвы…

Она должна заставить ее страдать и мучиться. И наблюдать заэтим со стороны. Как когда-то Эва наблюдала за ней…

А потом убить! Не Ленчика, так его БОГИНЮ!

Сразу, как это решение сформировалось в ее мозгу, рухнулапотолочная балка. Полыхая, стреляя искрами, она повалилась на пол, едва незадев Аню. Но девушка не сошла с места даже тогда, когда жар опалил ее ноги.Минуту, а то и больше она наблюдала за тем, как пламя пожирает ее тюрьму,затем, швырнув «браунинг» в огонь, развернулась и неторопливо вышла за дверь…

Ей некуда было спешить! Она знала – на то, чтобы добратьсядо Эвы, потребуются годы! Но это ее совсем не пугало…

Чуть живая от усталости, Эва вползла в салон минивэна.Сорвав с себя полушубок из чернобурки, она повалилась на кресло и простонала:

– Сейчас сдохну от жары!

Дуда тут же подала ей бутылочку холодной минералки. Эваприпала к ней губами и разом ополовинила. Остальное она хотела допить неторопясь, но тут в салон забрался Ганди и, увидев в руках Эвы пластиковуюполлитровку с водой, выхватил ее со словами: