– Шейла, дорогая, – сказал Деймон, – ты уверена, что не хочешь меня там видеть?

– Абсолютно, – без колебаний заявила Шейла. – Ты еще не звонил Оливеру?

– Нет. Я только пару минут назад вернулся домой.

– Но ты ему позвонишь? -Да.

– И ты не останешься на ночь один в пустой квартире?

– Нет. Обещаю.

– Роджер… – неуверенно начала она.

– Да, в чем дело?

– Мы с Оливером сегодня вместе были на ленче… – Фраза повисла в воздухе, словно Шейла не знала, что сказать дальше.

– Да? – Деймон знал, о чем Шейла и Оливер говорили за столом – они обсуждали его проблему.

– Случилось так, Роджер, что он увидел твою записную книжку, – сказала Шейла. – Ты оставил ее открытой на своем столе.

– Ну и что?

Сердиться он не имел права. Как он, так и Оливер в случае необходимости постоянно рылись то в одном столе, то в другом.

– Книжка была открыта, Оливер увидел заголовки на двух страницах – «личные враги» и «профессиональные враги». Он смог разобрать только одно имя: Махендорф. Я понимаю, почему ты начал составлять список, но…

– Я все объясню, как только мы увидимся, дорогая, – как можно ласковее произнес Деймон.

– Я хочу тебе сказать, нет, я должна тебе сказать, что и я, и Оливер начали составлять свои списки. Мне не хочется говорить об этом по телефону, но кто знает. Задержка на один день может оказаться катастрофической…

– Мне кажется, что я охватил всех довольно полно, – ответил Деймон, жалея, что не повесил трубку раньше. – Не думаю, что ты или Оливер могли бы…

– А ты вспомнил о Джане-Луке? – прервала его вопросом Шейла. – Его мамаша уже здесь, я спросила у нее о сыне. Она ничего о нем не знает. Для всех он исчез из вида, но умер ли Джан-Лука? Имей в виду…

– Я буду очень внимателен, если Джан-Лука вдруг объявится, – пообещал Деймон, стремясь как можно скорее закончить разговор.

– И еще, – упрямо продолжала Шейла, – Оливер сказал мне о мистере Джиллеспае, который сошел с ума…

– С тех пор он не появлялся, – нетерпеливо сказал Роджер. – Честно говоря, я думаю, что никто – ни один из тех, кого вы с Оливером вспомнили, или тех, кого внес в список я, в этом деле не замешан. Может быть, вообще никто из тех, кого мы знаем, не играет тут никакой роли. Не исключено, что это как гром с ясного неба, человек, который… – Он замялся и после недолгой паузы продолжил: – Понимаешь, мне трудно выразить это словами, но мы можем иметь дело с тем, кого не знаем, или с каким-то случайным злым духом, который способен вдруг возникнуть перед нами завтра, а может не возникнуть никогда, и мы так и не узнаем, кто он. Дорогая, – напомнил он, – тебе и без этого есть о чем волноваться. Забудь о звонках Заловски на некоторое время. Пожалуйста.

– Ну хорошо, – вздохнула она. – Но пообещай еще раз, что этой ночью не останешься дома один.

– Обещаю, – ответил Деймон. – И еще кое-что.

– Что? – со страхом в голосе спросила Шейла, как бы ожидая от его слов очередного удара.

– Я тебя люблю.

– О Роджер… – всхлипнув, произнесла Шейла и тут же добавила: – Обещаю не плакать. Спокойной ночи, дорогой. Береги себя.

Деймон положил трубку, закрыл глаза и подумал о злющей, никогда не любившей его старой парализованной вегетарианке, теперь безмолвно лежащей на больничной койке. Да, этот месяц никак нельзя назвать счастливым.

Неприятности сыпались одна за другой. Ему на ум вдруг пришла поговорка: «Два раза было – третьего не миновать». Две неприятности уже произошли. Надо готовиться к третьей. Но почему, собственно, только третьей? Возможно, после нее не миновать четвертой? И так далее… Он открыл глаза и потряс головой, дабы избавиться от дальнейших устрашающих рассуждений. Роджер был благодарен Шейле за то, что она отказалась взять его с собой, избавив таким образом от встречи с ее жирной неряшливой сестрой, с отвратительным мужем сестры и с рыдающей теткой, сыночка которой он когда-то спустил с лестницы.

Деймон вспомнил смерть своего отца в больнице в Нью-Хейвене, вскоре после войны, его истонченную, слабую руку, ищущую ладонь сына. Последние узы исчезающей семьи. Что ж, решил Деймон, если Шейла навещает свое семейство, то и для него наступило время нанести визит.

Он набрал номер Оливера Габриельсена.

– Боже, – встревоженно произнес Оливер, – где, дьявол тебя побери, ты пропадал?

– Неподалеку, – ответил Деймон. – У меня возникли кое-какие дела.

– Тебе известно, что мать Шейлы…

– Да. Я только что говорил с Шейлой. Состояние мамы стабильное.

– Ты что хочешь? – спросил Оливер. – Прийти ко мне? Или желаешь, чтобы я перебрался к тебе?

– Ни то, ни другое.

– Роджер, – умоляюще произнес Оливер, – ты не можешь оставаться дома один на всю ночь.

– Я и не остаюсь, – сказал Деймон. – Я уезжаю на несколько дней из города.

– У тебя нет желания поведать мне, куда отправляешься?

– Нет, – ответил Деймон. – Не дай загнуться конто ре. Я тебе позвоню.

Деймон повесил трубку. Оливеру, видимо, придется подождать свой темно-синий блейзер.

На следующее утро Деймон поднялся рано и сразу же двинулся из расположенного рядом с Фордс-Джанкшн мотеля на кладбище. Оно с одной стороны граничило с железной дорогой, связывающей Нью-Йорк, Нью-Хейвен и Хартфорд, а с другой – с двумя большими улицами. Содержалось кладбище в порядке, однако его расположение – между дорогой и центрами коммерции – город не красило. Тем не менее никто не слышал, чтобы обитатели погоста высказывали недовольство данным обстоятельством. С того времени, когда Деймон был здесь в последний раз (а это случилось на похоронах отца), население кладбища заметно выросло.

На участке, принадлежащем семейству Деймонов, стояли три надгробных камня и оставалось место для четвертого – его собственного. Отец был заботливым, любящим свою семью человеком. Деймон посмотрел на три зеленеющие молодой апрельской травой могилы – матери, отца и брата Дейви. Ему не удалось присутствовать на похоронах мамы, потому что она умерла, когда сын был в море, а после кончины Дейви родители решили, что Роджер слишком мал для того; чтобы смотреть на погребение.

Других Деймонов на кладбище не было, поскольку отец перебрался из Огайо в Форде-Джанкшн совсем юным.

Если бы Роджера спросили, почему через столько лет, пробежавших со времени последнего посещения родительских могил, он вдруг решил сегодня сюда приехать, ему было бы очень трудно найти ответ. Он понимал, что это каким-то образом связано с повторяющимися последнее время снами, в которых появлялся его отец. Кроме того, в его возрасте более или менее естественно задумываться о смерти и о месте последнего упокоения. Тем не менее Деймон знал, что после разговора с Шейлой решение арендовать машину и ехать ночью в Форде-Джанкшн он принял, повинуясь инстинкту, а не в здравом размышлении. Теперь, оказавшись здесь, чтобы почтить память любимых людей, он чувствовал, как исчезают его напряжение и горечь, а на смену им в душу приходит тихая грусть. Это ощущение покоя не могли нарушить ни шум идущего в Нью-Хейвен поезда, ни стук лопат или разговор двух рабочих, копающих невдалеке свежую могилу. Только что выкопанная глинистая земля пахла весной, и запах этот бросал вызов самой смерти или в крайнем случае делал ее менее устрашающей.