Я несколько раз моргнула, сдерживая вновь подступившие слезы, в голове возник образ крошечного ребенка с чертами лица Ника.

Дженна отстранилась и впервые положила руку мне на живот.

– Я буду его любимой тетей. – Эта фраза рассмешила нас.

Дженна ушла посмотреть, что делает Лайон, а я воспользовалась случаем, чтобы укрыться одеялами и попытаться уснуть, хотя страх перед необходимостью рассказать Николасу о том, что нас ждет, не позволял этого сделать.

Эти две недели были самыми длинными в моей жизни, они позволили мне о многом подумать: во-первых, я уже могла называть ребенка «мой малыш», что было большим шагом. Во-вторых, я уже позволяла себе читать в интернете информацию о развитии плода и знала, что мой малыш, которого я назвала Мини-Я (мини + я), – независимо от того, мальчик это или девочка, мне было все равно, – мой и будет похож на меня, поэтому прозвище Мини-Я подходило ему как нельзя лучше. Теперь он мог двигать ногами и руками, был чувствителен к свету, восприимчив к раздражителям, а значит, слышал и меня. Когда я говорила с ним, он слегка шевелился. У него уже была сформирована голова, и начали расти ногти. Размером он, судя по информации в интернете, был с авокадо, и нам снова пришлось соврать Лайону, который смотрел на нас так, будто мы что-то замышляли, когда Дженна взяла на себя смелость снова отвести меня к врачу. Когда я одевалась в то утро, волновалась, потому что, проведя последние несколько недель в пижаме, я не осознавала, что ребенок все еще растет, и я с ним.

Я сняла штаны и надела эластичную расклешенную юбку и футболку «Рамоунз»… да, я определенно была лучшей матерью.

На этот раз мы пошли в родильное отделение, а не в отделение скорой помощи, и я боялась, что нас там кто-нибудь узнает. Честно говоря, мы сами были похожи на двух детей, которые заблудились и не знают, как найти выход. Женщины там казались взрослыми, из тех, кого называли «мама». Я же, смотря на свое отражение в зеркале, выглядела как вчерашняя школьница.

Когда назвали мое имя, я покраснела и захотела провалиться сквозь землю. Несколько женщин с любопытством посмотрели на нас, и многие заметили мой живот.

Мы вошли в кабинет доктора Хаббера, медсестра попросила меня лечь на стол и сказала, что он скоро придет. Дженна начала осматривать кабинет, взяла пластикового ребенка, которого поместили в макет матки, и показала его мне.

– Вот откуда он должен выйти, – сказала она, указывая на маленькую дырочку во влагалище.

Я смотрела на нее, нервничая все больше и больше. Дженна поставила репродукцию на место и села на стул напротив стола. Через несколько минут появился врач и дружелюбно улыбнулся мне.

– Как дела, мисс Морган? – спросил он, подойдя ко мне.

– Кажется, хорошо… наверное… и вы можете называть меня Ноа.

Доктор Хаббер весело кивнул и повторил то, что делал в прошлый раз. Сел рядом со мной на стул и поставил аппарат УЗИ так, чтобы хорошо видеть и манипулировать им.

– Давайте посмотрим, как поживает плод и зажила ли гематома.

Затем он намазал мой живот прохладным гелем и провел зондом. Через несколько мгновений сердцебиение ребенка разнеслось по кабинету, и мы увидели его на экране.

– О, смотри, Ноа! – воскликнула Дженна, наклоняясь, чтобы лучше рассмотреть.

Там, немного подросший с тех пор, как я видела его в последний раз, был Мини-Я, да, в довольно странной позе. Его маленькие ручки сжимали то, что я приняла за пуповину.

– Он играет… Это хороший знак, – с улыбкой сообщил доктор. После этого он перешел к измерению плода: его размеры были идеальными, размер головы тоже, у него даже было немного волос на макушке.

Я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами… Увидев его снова, после того, как я приняла его и узнала, что он здоров, я испытала счастье, которого не испытывала уже несколько лет… Счастье, которым хотела поделиться с ним.

– Хотите узнать пол ребенка? – спросил доктор Хаббер, перемещая зонд, пытаясь лучше рассмотреть.

– Да! – ответила Дженна.

– Нет! – сказала я. Моя реакция заставила доктора остановиться и посмотреть на меня. Дженна тоже взглянула на меня, и слезы покатились по моим щекам. Я начала плакать, потому что не могла узнать пол Мини-Я, пока Ника не было рядом. Как я могу так с ним поступить? Мини-Я и его тоже, не так сильно, как мой, конечно, но это ребенок Ника… У этого драгоценного ребенка, играющего с пуповиной, был отец, который, я уверена, обожал бы его больше всех на свете. Имею ли я право лишить отца своего ребенка?

Дженна, казалось, поняла, почему я плачу, и крепко сжала мою руку.

– Мы предпочитаем подождать, доктор, – сказала она.

Доктор Хаббер кивнул и снова обратил внимание на экран.

– Плохая новость в том, что гематома почти такая же большая, как раньше. Уменьшилась, но далеко не так, как я ожидал после двухнедельного постельного режима.

– Что это значит?

– Это значит, что у вас все еще есть большая вероятность выкидыша, а аборт в шестнадцать недель не только поставит под угрозу жизнь плода, но опасен и для вас.

Я посмотрела на доктора со страхом в глазах.

– Вы продолжите отдыхать, а я пропишу вам больше витаминов. Понимаю, вам страшно, Ноа, но такое не так уж и редко случается. Это бывает со многими женщинами, и тем более, если это их первая беременность, – объяснил он с ободряющей улыбкой. – Вам нужно набраться терпения и не вставать с постели.

Все это звучало так ужасно… Еще две недели постельного режима! Что я буду делать?! Дженна не могла заботиться обо мне все время, а Лайон в конце концов поймет, что что-то не так. Не говоря уже о том, что через очень короткое время я уже не смогу спрятать беременность под футболкой «Рамоунз».

Черт… У меня было мало времени!

– Нужно рассказать Лайону. Я заставлю его поклясться, что он ничего никому не скажет, – сказала Дженна по дороге домой.

Я заставила ее заехать в кафе-мороженое, потому что у меня внезапно возникло ужасное желание съесть шоколадно-ореховое мороженое. Полагаю, я только что испытала первый официальный каприз беременной и облизывала губы, пока Дженна с тревогой смотрела вперед.

– Мы не можем сказать Лайону. Он не выдержит и все выдаст своему лучшему другу.

– Ну тогда мы скажем твоей маме, – предложила Дженна, в отчаянии ударив по рулю.

Моей маме… Черт возьми, если и было что-то, чего я боялась больше, чем потерять ребенка, так это рассказать ей.

– Слушай, ты можешь оставить мне немного еды в ланч-боксе рядом с кроватью. Мне не придется двигаться, и тебе не нужно будет за мной присматривать.

Дженна повернулась и посмотрела на меня с сердитым лицом.

– Я не оставлю тебя одну, это исключено, – сказала она, переводя глаза на дорогу. – Послушай, Ноа, время рассказать об этом пришло. Прости, милая, но ты на четвертом месяце, и скоро беременность начнет проявляться еще сильнее… Хочешь, чтобы Николас приехал и увидел тебя с огромным животом? Ему тоже нужно обдумать, свыкнуться с этой мыслью. Его жизнь тоже изменится…

– Не говори мне о Николасе. Мне все равно, какие изменения у него будут, у меня самой достаточно изменений, спасибо.

Дженна снова вздохнула, и вскоре мы вернулись домой.

К счастью для меня или нет, Лайон как раз в этот момент парковал свою машину у подъезда. Увидев нас, он спустился и подошел.

– Как твоя спина? – спросил он, весело глядя на меня. Видимо, его забавляло, что мне так сильно скрутило спину, что пришлось провести две недели в постели из-за какой-то коробки с книгами. Он уже неоднократно намекал о пользе спорта.

Если бы он знал…

Дженна вышла из машины, поцеловала его в губы и посмотрела на меня с мученическим лицом.

– Ей прописали еще две недели отдыха, – сообщила она, и я знала, что она ненавидит врать мужу.

Глаза Лайона расширились от удивления.

– Черт, Ноа, я начинаю волноваться!

Я пренебрежительно махнула рукой, выходя из машины. Дженна испуганно посмотрела на меня, хотя причин не было, ведь я была в порядке.

– Возьми ее на руки, Лайон, – слишком настойчиво попросила она.

– Я в порядке, Дженна, – сказала я, открывая глаза.

Лайон подбежал ко мне.

– Я не против нести тебя. Давай, дохлячка, держись за мою шею, – сказал он, наклоняясь и поднимая меня. Я крепко вцепилась ему в шею и представила, как Лайон спотыкается, а я падаю на живот. Мысли об этом держали в напряжении всю дорогу.

– То, что ты не двигаешься, имеет последствия… ты стала толще, –