Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Преждевременные роды…»
Боже, я почувствовала себя так, как будто меня внезапно забросили в вакуум, где слова «ребенок», «преждевременные роды», «внутриматочная гематома» и «выкидыш» совершенно бессмысленны.
Я еще даже не осознала то, что он мне только что сказал, едва приняла то, что увидела на экране, а меня уже засыпали терминами, которых я не понимала и не слышала до этого момента.
– Медсестра придет задать вам несколько вопросов, и мы возьмем кровь, чтобы исключить дополнительные осложнения, хотя сейчас самое главное, чтобы гематома исчезла. Скорее всего, у вас низкий уровень прогестерона; в этом случае мы предоставим вам все необходимое, чтобы поддерживать ребенка. Согласны? – сообщил он тоном, который, по его мнению, мог меня успокоить.
Я почувствовала панику, полноценный панический приступ, мне хотелось убежать, исчезнуть из больницы и вернуться к тому, что было в моей жизни всего несколько часов назад.
– Доктор… Мне всего девятнадцать, я не готова стать матерью.
Он вежливо кивнул и подошел.
– Это не входило в ваши планы… Я понимаю, – тактично ответил он. – Но ребенок есть, и есть риск, что вы можете его потерять. Вы молоды, и у вас впереди несколько трудных месяцев. Вам понадобится поддержка окружающих. Вы знаете, кто отец ребенка?
«Отец».
Николас Лейстер был отцом этого ребенка… и он был на другом конце страны, с другой женщиной, абсолютно ясно дав понять, что больше не хочет быть частью моей жизни.
– Я… я знаю, кто он, но… я не могу ему сказать.
В этот момент вошла медсестра, и доктор повернулся к ней, чтобы рассказать обо всем, что они должны мне сделать. Он улыбнулся мне, чтобы подбодрить, и ушел. Как только он ушел, медсестра подошла и похлопала меня по руке.
– Тебе нужно успокоиться, милая, – сказала она, когда в комнату вошла еще одна медсестра, и они вместе приступили к работе над моим телом. – Мы дадим тебе витамины и болеутоляющее, чтобы ты смогла отдохнуть. Когда проснешься, тебе наверняка будет лучше.
– Нет, нет, мне не нужно обезболивающее. Вы не понимаете! Этого не должно было случиться, я не готова стать матерью, я не должна стать матерью, ясно? Мне сказали, что очень маловероятно, что я забеременею, почти невозможно, а теперь…
– Ты на четвертом месяце, дорогуша, и, судя по твоему анамнезу и тому, как протекает беременность, это чудо.
«Чудо».
Я закрыла глаза, пытаясь успокоиться и осознать происходящее. Четыре месяца… Чертов Николас Лейстер!
34
Ноа
Не знаю, когда я заснула, но, когда открыла глаза, увидела, что Дженна сидит в кресле рядом с кроватью и смотрит на меня. Ее лицо было бледным и обеспокоенным. Увидев, что я открыла глаза, она встала и подошла. Я лежала, закутанная, с капельницей в левой руке.
– Ноа, как ты себя чувствуешь? – спросила она со страхом в голосе.
Увидев ее и вспомнив все, я почувствовала, как будто мы обе оказались в другом измерении, как будто вдруг моя жизнь перестала быть моей и то, что я обнаружила, закрыло все двери, которые были открыты для меня, как будто теперь выход был только один, и мне нужно было пройти через него.
– Кажется, хорошо, – ответила я.
Ребенок… Я всегда мечтала о ребенке. Но всякий раз, когда я представляла себя с ребенком, я, возможно, представляла, что усыновлю его в будущем. Мне сказали, что травмы, которые я получила в детстве, могут привести к проблемам. Мне сказали, что, когда придет время для беременности, мне нужно пойти в клинику по лечению бесплодия и узнать, как действовать дальше. Я никогда не думала, что смогу забеременеть естественным путем… Боже, я ведь даже принимала противозачаточные средства! Ничто, абсолютно ничто не предполагало, что такое может произойти.
Я села на кровати и разделась. Очень осторожно подняла больничную рубашку и уставилась на свой живот.
– Так это правда… Не могу в это поверить, – я этого не говорила, это сказала Дженна.
Я перевела взгляд на нее и увидела, что она побледнела.
– Что теперь делать? – спросила я, положив руки на живот. Могу ли я почувствовать что-то, что указывало бы на то, что в моей утробе находится четырехмесячный плод.
Дженна покачала головой и села рядом со мной на кровать.
– Ноа, кто отец?
Я снова посмотрела на нее. Я думала, что это очевидно, хотя, если подумать, никто не знал, что произошло в День благодарения; никто, кроме Ника и меня.
– Николас, – ответила я шепотом. Одно лишь произнесение его имени вызвало боль в груди.
Глаза Дженны расширились от удивления, а затем на ее лице появилась широкая улыбка.
– Николас? Наш Николас? Но когда? Как?
Какого черта она так счастлива?
– Это случилось в День благодарения. После того, как Ник узнал о болезни матери, он был расстроен и сказал…
– Боже мой, Ноа, это же потрясающе! Подожди, ты сказала День благодарения?
Ее взгляд вернулся к моему животу, а затем на мое лицо. Через несколько секунд она, кажется, смогла посчитать.
– Четыре месяца, Дженна, – сказала я без намека на счастье в голосе. – Врачи тебе не сказали?
– Ты шутишь? Я даже не знала, что мои подозрения верны, пока ты не задрала рубашку и не уставилась на свой живот, будто увидела инопланетянина.
– Ты только что узнала?
Дженна кивнула.
– Я не твой родственник. Мне ничего не хотели говорить. Я даже поругалась с медсестрами – они не хотели пускать меня к тебе в палату.
Я глубоко вздохнула, чувствуя себя потерянной, как никогда в жизни.
Дженна взяла мою руку и положила ее на мой едва выпирающий живот. Никто, кто этого не знал, не мог сказать, что я беременна.
– Ноа, я испугалась, потому что думала, что это какой-нибудь парень из клуба, но это Ник! Твой Ник! Это прекрасно.
Я отпустила ее руку и посмотрела на нее.
– Что прекрасного, Дженна? – ответила я и заметила, насколько сильно я расстроилась, потому что аппараты, к которым я была подключена, начали настойчиво пищать. – Что я беременна в девятнадцать лет от мужчины, который меня больше не любит и теперь с другой девушкой? Что в этом прекрасного?!
– Ноа, успокойся, я просто хотела сказать…
– Нет! – крикнула я. – Ничего не говори и не радуйся, потому что это плохие, это дерьмовые новости. Я не хочу ребенка, не хочу растить его одна, тем более ребенка Николаса, – я почувствовала, как слезы катятся по моим щекам, и поспешила вытереть их. – Я даже не знала, что беременна! Какая мать не знает, что внутри нее ребенок? Какой матерью я для него стану, если мне нечего дать?
Дженна выглядела такой же потерянной, как и я, и не знала, что сказать. Казалось, она боялась открыть рот.
– Ноа, как только Ник узнает…
– Даже не думай об этом! – прокричала в панике я. – Не смей никому ничего говорить, Дженна!
Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами, удивленная и совершенно несогласная.
– Ноа, ты должна сказать ему, – заявила она, игнорируя мои слова.
Черт, я хотела встать и уйти, хотела побыть одна и подумать, но каждый раз, когда я планировала побег, увиденное в кабинете возвращалось ко мне.
Прежде чем я успела сказать «нет», дверь открылась, и в комнату вошел доктор.
– У меня хорошие новости, мисс Морган, – объявил он с папкой в руке. Он посмотрел на документы, снял очки и снова сосредоточился на мне. – Никаких заболеваний, связанных с беременностью, у вас нет. Сердцебиение ребенка стабильное и нормальное, – продолжил он, я почувствовала тепло внутри. – Вы уже вошли во второй триместр, и именно сейчас врачи рекомендуют сообщить семье, что у вас осложненная беременность, хотя это не означает, что что-то пойдет не так. В течение двух–трех недель вы сможете узнать пол, и, если заметите какое-либо движение в матке, это значит, что ребенок уже может двигаться.
Дженна посмотрела на доктора так, будто он сказал, что у меня в животе пришелец, но у меня опять началось головокружение… Я просто лишилась дара речи.
Увидев, что я не могу говорить, он подошел к столу и продолжил как ни в чем не бывало.
– Кровотечение, с которым вы поступили в полночь, прекратилось, и это хорошо. Но в ближайшие недели желательно сделать замеры шейки матки. Я введу вам прогестерон, потому что анализы показали, что он очень низкий. Очень важно, чтобы вы следовали всем