– Там пусто, – сказал Келляве и кивнул на ложе, – я даже не стал раздвигать…

– Все хорошо, – сказал я, – переживем эту ночь.

И все же покои герцога достаточно богатые, побогаче стандартных в Волсингсборе, но там этих герцогов, как гусей на базаре в предпраздничный день, а здесь герцог почти король, так что здешняя пышность объяснима и даже оправдана демократической общественностью знати.

Опасности в покоях я не учуял, как и Келляве, да и не успел бы враг что-то придумать, я же свалился как метеорит в неясный день.

– Оставайтесь в коридоре, – велел я Келляве и Кунигунду. – Можете отлучаться по одному. Нет, опасности не ожидаю, это на случай, если придется послать кого с поручением… И, да, кто-то из вас пусть доедет до сэра Норберта. Нечего им там в лесу сидеть.

Они кивнули, все поняли и, выйдя из спальни, плотно закрыли за собой дверь.

Я сбросил сапоги посреди зала, прошел пару шагов и расцепил ремень, повесив его на спинку кресла, сбросил рубашку, зашвырнул ее на что-то вроде тахты, так раздеваются все мужчины, а я остаюсь самцом, даже будучи императором.

До ложа добрался в одних штанах, там раздвинул шторы и сел, чувствуя что в самом деле малость устал. Передохнув, начал развязывать шнурки, в это время тихонько приоткрылась дверь, и в щель неслышно проскользнула женская фигура в длинном пеньюаре, полы волочатся по толстым коврам.

Тревоги я не ощутил, мои люди в коридоре не пропустили бы нечто опасное, смотрел в ожидании, огонек свечи затрепетал от ее движений, пусть и медленных, а когда свет упал на ее лицо, я в некотором замешательстве узнал герцогиню.

Она подошла, медленно откинула край одеяла и легла прямо в пеньюаре, тихая и покорная, укрывшись одеялом до груди.

– Ваше величество, – прошелестел ее голос, – все в этом герцогстве принадлежит вам.

Я ответил как можно будничнее, будто все именно так и должно быть по некому вселенскому закону, которому подчиняемся мы оба:

– Ваш супруг быстро все понимает. И то, что если все отдать, то можно великодушно получить обратно. Хотя бы часть.

Она ответила тихо:

– Но можно и не получить.

Я сбросил штаны прямо на пол, лег, но тут же приподнялся на локте, всматриваясь в ее бледное лицо. Она под моим взглядом шире распахнула разрез на груди, а подол ночной рубашки, судя по движениям ее рук под одеялом, подобрала до середины живота.

– Посмотрим, – сказал я. – По крайней мере, он сделал ход в верном направлении. Политик!

Она ответила тихо:

– Этот шаг сделала я.

– А герцог знает?

– Да, – ответила она, – он знает.

– И что?

– Сказал, что я всегда забочусь о его короне.

Я уловил что-то в ее голосе, уточнил:

– А это так?

Она тихо прошелестела:

– Я забочусь о герцогстве. С вашей властью можно в самом деле уничтожить эти земли со всеми их людьми и городами… и не заметить. Для вас это слишком незначительная величина!

Я ответил с некоторым сомнением:

– В этом месте я должен усовеститься, похвалить вас за патриотизм и самопожертвование в интересах державы, а самому со стыда пойти и утопиться. Или повеситься.

– Ваше величество, – сказала она тихонько, – конечно, вы так не сделаете…

– А жаль, да? – поинтересовался я. – Конечно, не сделаю. Политики… это такая порода!.. Естественно, я вас поиспользую для половых нужд и потребностей по полной программе и даже сверх. Некоторым только так можно дать понять, кто в доме хозяин и кого нужно слушаться. Любые интеллигентные расшаркивания местные корольки расценивают как слабость!..

Она побледнела, но сделала над собой усилие и шире раздвинула ноги.

– Ваше величество, я в вашей власти. Как и все герцогство.

– Вы прекрасно формулируете, – ответил я, как должен отвечать тиран, который железной рукой обеспечивает мир и спокойствие в империи. – Герцогиня, вы сейчас символизируете все герцогство. А я совершу насилие над герцогством и властью в нем, вы здесь ни при чем, герцогиня! Это просто красивый символический акт. А я такой символист, что сам дивлюсь… Надеюсь, вы понимаете государственную необходимость в насилии со стороны власти над обществом? А так вообще-то спальня вам знакома, как и ложе, а что мужчина в ней поменялся… какая разница? Все мужчины одинаковы.

Наверное, поверила, что я в ее виде гвалтую герцогство, в песнях и легендах женская роль несколько преувеличена: из-за них свергают династии, создают новые королевства и развязывают кровопролитные войны, что и понятно – все мы стремимся к романтике и сами все романтизируем и облагораживаем, чтобы было красивше.

Во всяком случае, герцогиня явно чувствовала гордость своим самопожертвованием. Если Иисус, позволив распять себя на кресте, спасал все человечество, то она старательно спасала герцогство от моего праведного гнева. Или хотя бы правящую династию, что тоже нехило.

Мы оба, понимая ситуацию, провели процедуру правильно. В конце я довольно хрюкнул, рухнул рядом в постель и тут же заснул, причем снилось, какой я умный и правильный, все делаю по справедливости и с наименьшими потерями, что вообще-то верно.

Утром проснулся первым, но она как только раскрыла глаза, торопливо облачилась в пеньюар и приготовилась исчезнуть.

– Доброе утро, – сказал я, – как спалось?

– Превосходно, – ответила она стесненно, – спасибо, ваше величество.

– Вы даже не храпели, – похвалил я. – Во всяком случае, не настолько громко, чтобы я проснулся.

– Спасибо, ваше величество, – повторила она скромно.

Она присела в поклоне, получилось очень смешно, пеньюар растопырился, обнажая белое, как у сома брюхо, голые ноги, а верх распахнулся до талии, удерживаемый лишь поясом. Показалось настолько примитивно эротично, что зачесалось снова распластать на постели и надругаться, но строго одернул себя, напомнив, что ночью было не сексуальное доминирование, а политический акт демонстрации мощи и влияния империи, а я лишь выразитель ее светоносного облика, тоже бренд и символ в какой-то степени.

Когда была уже у двери, я сказал вдогонку:

– Кстати, герцогиня… забыл вчера спросить ваше имя.

Она торопливо оглянулась, глаза расширились в испуге.

– Улиссандрия, ваше величество…

– Мне нравятся ваши, – сказал я милостиво и медленно покрутил в воздухе, обозначая округлости, – ваши земли и все герцогство. Встретимся за столом!

Пока натягивал брюки, здесь вульгарно именуемые штанами, из коридора заглянул Келляве, морда любопытная, явно прислушивался к нашему началу ночи.

– Сэр Ричард, – сказал он по-свойски, – люди Норберта прибыли, кормежка здесь хорошая, герцог не лютует, а больше своих рыбок кормит, чем делами занимается… У него там на той стороне дворца немалых размеров пруд, самолично карпов разводит! Говорят, больше ничего ему не интересно.