– Вы должны сдать оружие. Вы чужаки.

– Мы не сами по себе, – сказал я. – Нас послал наш король. Разве это не счастье – увидеть другой народ?

Виконт повторил хмурым голосом:

– Все должны оставить оружие. Таков закон.

– Сколько этому закону лет? – поинтересовался я. – Или столетий? Нас всего трое. Неужели бросимся на вас, за которыми стоит все герцогство, как мы слышали, огромное, богатое и справедливое?

Виконт поколебался, я перехватил его взгляд на Жанну-Антуанетту и Адского Пса, но все же он не стал указывать, что нас не трое. В самом деле кто же из нормальных мужчин станет зачислять в людей женщину и собачку.

– Хорошо, – сказал он тем же угрюмым тоном, – но как только кто-то из вас обнажит оружие, тут же будет убит. Дальше у нас там арбалетчики, а они будут следить за каждым движением.

– Чувствуется мудрое решение отважного командира, – сказал я. – Что и понятно, кого попало охранять подступы к столице не пошлют! Хорошо служите, виконт Инельдер!

Он почти улыбнулся, похвала и трилобиту приятна, а второй всадник слева от него скомандовал:

– Следуйте за нами!.. Оружие из ножен не вынимать!

Бобик ринулся вперед, кони всадников герцогства шарахнулись в стороны, едва не размазывая их о толстые стволы деревьев, а Бобик понесся по тропе в сторону города.

Я выждал, когда они успокоятся и вернут коней под контроль, Келляве что-то сказал сэру Кунигунду, тот поехал справа от меня, готовый прикрыть от любой опасности.

Деревья расступились, город открылся небольшой, но ухоженный, открытый миру, ни следа крепостной стены, кроме нашей дороги я заметил еще две, что тянутся справа и слева и пропадают за ближайшими домами.

Здания невысокие, в один этаж, только в центре высится крупное каменное здание в три этажа с пристройками, а на крыше трепещет под легким ветерком знамя.

Бобик остановился за сотню ярдов до города, там вдоль дороги расставлены металлические статуи рослых воинов, все в доспехах и с мечами в руках.

Когда проезжали мимо, я обратил внимание на некоторую неточность поз. Если бы создавал скульптор, поставил бы несколько иначе, в более красивых и величественных, а здесь ощущение, что момент метаморфозы живых людей в металл застал внезапно.

Оглянувшись в нашу сторону, Бобик тут же ринулся в город и пропал за ближайшими домами.

Жанна-Антуанетта лишь разок глянула по сторонам и снова прижалась к своему дубу, но я чувствовал, как моя дубость безостановочно плавится, зарождая в груди сладкий щем и неясное томление. Вообще-то ясное, но предпочитаю считать его неясным, иначе пришлось бы назвать себя скотиной, чего ну никак не могу позволить по отношению к такому зерцалу ума, доблести и великой скромности.

Закат красиво и печально догорает на западе у самого горизонта, впереди у главного дворца в широких чашах горит масло, а воины с факелами в руках встретили нас у входа, выстроившись в два ряда.

Келляве пробормотал:

– Чего-то они как-то не совсем…

Вперед вышла группа богато и очень пышно одетых людей, я с ходу определил, что в этом изолированном анклаве отсталостью и не пахнет, одеты не просто по моде, а как бы с некоторым опережением, даже без париков, а туфли без дурацких огромных золотых пряжек, что обязательно цепляются одна за другую.

К моему удивлению, все сорвали шляпы и ждут в глубоком поклоне. Келляве, что держит своего коня рядом с арбогастром, сказал негромко:

– Совсем не совсем то…

– Что-то знают, – ответил я шепотом.

По знаку виконта Инельдера, который все еще считает, что конвоирует нас, все остановились, но отрапортовать о задержании неизвестных личностей, наверняка шпионов, не успел: дородный человек в золоте, сделал шаг и очень низко поклонился.

– Приветствую вас, спустившиеся с неба!.. Я, герцог Гондиний Эсторианский, от имени всего герцогства…

– Вот и разгадка, – сказал я Альбрехту, а дородному ответил с вельможностью в голосе: – Да, я изволил покинуть Волсингсбор и навестить и это место в моем турне по империи.

Покинув седло, я снял замершую в страхе Жанну-Антуанетту и поставил ее копытцами на утоптанную до твердости камня землю. Герцог, надо отдать ему должное, даже не повел в ее сторону взглядом, неотрывно смотрит на меня, властелина империи. Возможно, уже знает, что я не Скагеррак, хотя не представляю, откуда такое может стать известно, если только он сам не участвует в заговоре.

Я окинул небрежным взглядом его замершую в поклоне массивную фигуру. Смотрится властно и вельможно, такой если и поклонится, то лишь тому, кто явно сильнее и намного выше по положению.

– Ночь на дворе, – сказал я высокомерно, – потому быстро разместите моих людей. Лучшие покои для маркизы Жанны-Антуанетты, а поговорим, возможно, утром.

Виконт Инельдер, слушая наш разговор с хозяином герцогства, незаметно подал коня назад, сделал знак своим людям, и те, тоже все поняв, пристыженно и незаметно отступили и потихоньку исчезли, словно их и не было.

Герцог снова поклонился и сказал искательно:

– Ваше величество… Извольте пожаловать в мой дворец, теперь он целиком ваш! Распоряжайтесь нами, как будет угодно вашему величеству!

– Да, – ответил я, – да, верное решение, герцог.

Измученную пребыванием в Маркусе Жанну-Антуанетту увели в покои младших дочерей герцога, где она явно заснула, едва коснувшись головой подушки, а для нас накрыли стол в центральном зале, к чему никак не привыкну, когда в громадном помещении в центре один-единственный стол.

Правда, стол не на всю длину зала, на этот раз обычного размера, хоть из дорогих пород дерева и с золотыми украшениями. За столом уже герцог и красивая молодая женщина с бледным лицом и трагическими глазами, торопливо поднялись, когда вошли мы с сэром Келляве, склонились в поклонах.

Келляве едва слышно хмыкнул, указывая взглядом на два оставленных для нас кресла с высокими прямыми спинками. Над одним стилизованная герцогская корона, над вторым чуть поменьше, явно для его жены.

Я кивнул, как же иначе, сейчас здесь я герцог, а сам герцог никто, подследственный, неспешно опустился в главное кресло и с небрежностью сделал отметающий жест.

– Садитесь. Поменьше церемоний, у нас не торжественный прием, а быстрый ужин с возможным обменом мнениями. Учитываются, естественно, только мои.

Герцог сказал подобострастно:

– Да, ваше величество!.. Как скажете, ваше величество!.. Мы так осчастливлены вашим визитом в наши далекие бедные земли, так обрадованы…

Герцогиня села и тут же опустила взгляд в тарелку, то ли стыдно за супруга, то ли ненавидит меня настолько люто, что боится выдать себя взглядом.