Не забывай, что я люблю тебя и считаю очень храброй. Хотелось бы мне быть хоть вполовину такой же смелой… Тогда бы я велела матери оставить меня в покое и нашла какое-нибудь полезное занятие. Но я совсем не похожа на тебя, так что навечно останусь твоей невыносимо скучной и легкомысленной кузиной.

Элейн

Виктория сморгнула слезы. Бедная Элейн. Хотя Виктория не сомневалась, что тетя Шарлотта любит свою дочь, графиня не давала ей спуску. Виктория на миг задумалась, как убедить Элейн переехать к ней в город после возвращения в Англию, но тут же поняла тщетность этой затеи. Пока тетя Шарлотта не разрешала Лейни даже навестить ее. Рано или поздно кузине все же придется выступить против матери. Виктория лишь надеялась, что противостояние произойдет в ее отсутствие и ей не доведется наблюдать последующий за этим скандал.

Все еще оттягивая чтение письма Кита, она потянулась за конвертом, подписанным тетей Шарлоттой.

Дорогая Виктория!

Я уверена, моя дочь уже пожаловалась, что Рождество прошло блеклым подобием праздников, какие мы устраивали раньше. Но в отличие от нее я знаю, что такое приличия, и не считаю пристойным веселиться, когда умирают молодые люди. Элейн следует стыдиться своих жалоб, но что с нее возьмешь? Она не менее легкомысленна, чем ты, только вот твоего ума ей недостает.

Хотя, учитывая твое недавнее поведение, мне пришлось усомниться в твоей рассудительности. В письме ты уверяла меня, что, будь у тебя возможность, ты бы приехала на Рождество в Саммерсет, но не можешь покинуть госпиталь. Затем твой дядя сообщает мне, что ты нашла время, чтобы сопроводить нашего бывшего работника в Лондон, и провела праздники в своей квартире. Что за нелепость?

Должна сказать, моя дорогая, что меня сильно разочаровал такой бесчувственный поступок. Неужели для больного лакея не нашлось другой сиделки? Или ты не смогла выбрать время, чтобы приехать на машине в Саммерсет хотя бы на несколько часов? Твой визит очень обрадовал бы дядю и кузину, особенно в наше тяжелое время.

Что ж, довольно. Я высказала свое мнение и больше заговаривать о нем не намерена. Просто хочу, чтобы ты поняла, моя милая, как твои действия истолковываются окружающими, вот и все. Если бы я не указала на это, то, боюсь, сочла бы, что пренебрегаю своими обязанностями.

Также хочу тебе сообщить, что некоторое время проведу в городе. Мы решили на время открыть дом. Колин должен скоро получить короткий отпуск, и ему будет легче повидаться с нами в Лондоне. К тому же дорогая Аннализа ужасно по нему скучает. Думаю, наше решение вполне разумно.

Возможно, ты тоже нас навестишь, когда будешь в городе. Если тебя не отвлекут другие дела.

Целую, тетя Шарлотта

Виктория поежилась и отложила письмо подальше. Иногда графиня представлялась ей ядовитой коброй. И, как и в случае со змеями, красота ничуть не умаляла исходящей от нее опасности.

Она снова посмотрела на письмо Кита. В сердце поочередно сменялись страх и тоскливое нетерпение. Что, если Кит скажет, что с него довольно? Что она сама не знает, чего хочет, а он не в состоянии больше любить такую нерешительную особу? Да что за глупости. Она вовсе не нерешительная. Наоборот, она постоянно делает скоропалительные выводы, причем в самых важных вопросах. Просто ей приходится часто менять мнение, потому что она не умеет задумываться о последствиях своих решений. Кит прекрасно знает ее характер и все равно влюбился. Виктория тоже не забывала, что он тщеславен, не питает ни к кому уважения, упрям и ужасно любит насмехаться. Неудивительно, что она долго не могла понять, что любит его, – тот еще негодник.

Виктория разозлилась на себя за колебания, схватила конверт и, не заботясь о тонкостях, рывком открыла.

Дорогая Виктория!

Она положила письмо на стол и потерла глаза. Плохое начало. Обычно Кит называл ее Вик, котенком, шалуньей или маленьким дьяволом, но никогда не звал данным при рождении именем.

Элоиз подлила ей кофе и взволнованно нахмурилась:

– Новости из дома, хорошие?

– Да, все нормально.

Она неубедительно улыбнулась, Элоиз кивнула, и Виктория снова взяла в руки листок.

Дорогая Виктория!

Я тщательно обдумал наше положение и пришел к выводу, что вина в основном лежит на мне. Ты оказалась права. Я не принимал уверения о том, что ты не хочешь выходить замуж, всерьез и продолжал настаивать. Самолюбие подталкивало к мысли, что со временем ты уступишь моим желаниям. Что я смогу переубедить тебя. Поступая таким образом, я поставил под угрозу нашу дружбу, которой очень дорожу и никоим образом не хочу потерять.

Поэтому я пишу с намерением извиниться. Мне очень жаль, что я не принимал в расчет твои желания и не хотел признавать твою мудрость, когда ты в самом начале знакомства сказала, что мы обязательно прикончим друг друга, если свяжем себя священными узами брака. Дорогой мой друг, ты совершенно права. Мы не созданы для совместной жизни. Нечасто между людьми зарождается дружба, подобная нашей, и ее надо ценить. Я недостаточно ею дорожил. Продолжая настаивать на более близких отношениях, я едва не разрушил то, что мы имеем, и прошу за это прощения.

Я бы очень хотел возобновить нашу дружбу, не обременяя ее больше признаниями в любви. Тебе не стоит волноваться на мой счет. Недавно я начал ухаживать за другой женщиной и осознал, что наши с тобой отношения действительно носят платонический характер.

Так что скажешь? Сумеем ли мы остаться лучшими товарищами или я навсегда погубил эту возможность?

Твой верный друг (надеюсь) Кит

Сначала Виктории показалось, что она превратилась в ледяную глыбу. Затем начался озноб. Дрожь поднималась из живота и расползалась по всему телу, пока не застучали зубы. Она призналась в любви, но слишком поздно. Кит нашел другую женщину. Наверняка его смутило полученное признание, и это письмо – не что иное, как вежливый отказ.

– Милая, ты хорошо себя чувствуешь? – (Виктория попыталась кивнуть, но ее трясло.) – Сядь здесь. Ты продрогла. Плохие новости?

Виктория позволила хозяйке отвести себя в кресло-качалку у очага. По дороге француженка крикнула племяннице, чтобы та принесла плед из гостиной. Викторию усадили, завернули в плед и принесли горячий кофе. Грудь стянуло обручем, и Виктория приготовилась к невозможности сделать вдох и близкому приступу астмы, но ничего не происходило. Она нахмурилась, недоумевая, почему тогда так сильно болит грудь, если ничего не мешает дышать. И тут поняла.

Это плачет разбитое сердце.

Ровена сидела в кабинете мистера Диркса и нетерпеливо барабанила пальцами по подлокотнику кресла. Он разговаривал с начальником смены и попросил ее подождать. Из-за неблагоприятной погоды Ровена уже неделю не поднималась в воздух, но сегодня небо просветлело, и ей не терпелось вернуться к работе.