мундире капитана. В правой руке его был старый, давно не чищенный пистолет, а под мышкой – голова. Её глаза с любопытством следили за Бошняком.

– Злодей… Злодей… – шелестело вслед.

Бошняк почувствовал неуместность своего появления на маскараде. Чиновник, посланный государем для проведения тайного следствия, оказался вдруг в центре внимания ряженой толпы.

Искать Пушкина? Чтобы поверить в его невиновность, вполне хватало слов городничего и собранного Донниковым дела.

В дальнем конце поляны мелькнуло красное, как у Каролины, платье. Бошняк не мог разглядеть лица. Женщина шла не торопясь. Бошняк поспешил за ней, но та пропала из виду.

Маски обтекали Бошняка, как вода камень.

Кто-то дёрнул его за рукав. Перед ним в костюме пчёлки стояла шестилетняя Мария. Она держала за руку грустную младшую сестру Катю, одетую капелькой.

– Хочу быть пчёлкой, – ныла Катенька, но, увидев чужого человека, сконфуженно замолчала.

Мария протянула руку и указала туда, где под сосной, на резной скамье, с графином наливки на подносе сидел отец Иона.

– Вам туда, – пролепетала она, еле живая от стеснения, и поволокла упирающуюся Катю прочь.

– Хочу к негодя-а-а-ю, – упиралась Катя. Ноги её заплетались.

– Не к негодяю, а к злодею, дурочка, – поправила её Мария.

– Сама дурочка, – обиделась Катя.

Увидев Бошняка, отец Иона улыбнулся ему как старому знакомому.

– Что, мил друг? – спросил ласково. – И пришли зря, и уйти неловко?

Бошняк сел рядом:

– А вы, батюшка, гляжу, тоже без маскарадного образа?

– Отчего ж? – возразил отец Иона. – Я попа представляю. Меня Александр Сергеевич попросил. Так что у меня своя роль имеется.

– В чём же она?

– Ну… Со злодеем поговорить, например. Вы злодей?

Бошняк посмотрел на отмытые в ручье руки. Пожалуй, сейчас, чтобы не быть заподозренным в убийстве, ему следовало быть на людях. Сама эта мысль в простой своей логике была отвратительна.

Отец Иона вздохнул. Он давно хотел пригубить наливку, а разговор мешал.

– Вы ещё не злодей, – сказал отец Иона.

Бошняк вырвал пук травы, принялся стирать с сапог пепел от потушенного костра:

– И когда же я им стану?

Отец Иона опрокинул стопку, с наслаждением закрыл глаза:

– Когда покаетесь.

Бошняк удивлённо поднял брови:

– Как же, батюшка? Вера наша грешнику прощение при покаянии обещает.

– Но ежели, к примеру, – сказал отец Иона, – человек предаёт, желая быть понятым, или убивает, ожидая прощения, – кому интересна вера его?

– Как же теперь – грешить или грешить и каяться? – спросил Бошняк.

Отец Иона собирался наполнить стопку Бошняка, но передумал, налил себе, выпил, прислушиваясь к теплу внутри, подержался за грудь.

– Дьявольский выбор предлагаете, Александр Карлович, – сказал. – Между плохим и скверным. Вся хитрость сатаны в том и состоит, что он не предлагает вам душу продать, как в заграничных книжках пишут. Покупателей на душу нынче не сыскать. Слишком дёшево теперь душа сто́ит. Сейчас сатана просто говорит: ты прав, что выбрал плохое, а не самое скверное. А стало быть, ты всегда и во всём прав. И смысла в тебе много, и ума, и любви, и добрейший ты малый, просто времена нынче такие и выбор таков. Так что живи себе, дружочек, по воле и решению своему, а я уж тебя встречу и место тебе определю.

– Выходит, и выбора нет? – спросил Бошняк.

– Кабы знал, я бы всех сию минуту спас. Жизнь бы на это положил, – от выпитого отец Иона подобрел лицом. – Не серчайте на меня, Александр Карлович. Мы с Александром Сергеевичем много про вас говорили. Он вслед за Каролиной Адамовной милейшим человеком вас почитает. А я вам вот что скажу. Садитесь в свою повозку и возвращайтесь в Петербург. Здесь вы бед наживёте. Если уже не нажили.

– Что же, Каролина Адамовна на маскараде? – спросил Бошняк.

– Стало быть, не за прощением вы пришли? – в глазах отца Ионы засверкали искорки ночных фонариков.

Бошняк встал, привычно оправил рукава сюртука:

– А вы уверены, батюшка, что кто-нибудь о нём здесь действительно думает?

Мимо, враскоряку ставя ноги, прошли Хуалар и Турумбар. Они старались держаться вместе. Никто не знал, как с ними разговаривать и с какого бока подходить.

Батюшка не нашёлся, что ответить.

Фонарики над поляной стали гаснуть.

Бошняк испугался, что станет темно, всё закончится и он останется один. Бошняк вдруг понял, что совершенно по-детски расстроен тем, что не верит в чудо. А оно должно было случиться. Он так рассчитывал на него.

Тусклый свет оставшихся огоньков не давал охватить взглядом весь маскарад.

– Ночь, ночь, – зашептали маски.

– Смерть, смерть, – отозвались другие.

Средь толпы Бошняк заметил Пьеро с белым гримом на лице и узнал в нём того моложавого барина с орлиным носом, которого два раза видел по пути в Новоржев. Бошняк направился к нему, но черти накрыли Пьеро чёрной вуалью, бережно приняли его под руки и, нашёптывая в оба уха, потянули за собой.

Бошняк заметил, что некоторые маски оказались в чёрных вуалях, а остальные будто не замечали этой перемены.

Рядом прошёл Человек-карп и на ходу чуть слышно, словно выпустил изо рта пузыри, сказал:

– Тот, кого ищете, позади вас.

Карп смешался с толпою.

Бошняк обернулся и никого не увидел.

– Провинциально, не так ли? – услышал спокойный голос.

Рядом с ним оказался невысокий щуплый человек в чёрном балахоне. Глубокий капюшон скрывал лицо.

– Здесь должно быть больше света, – сказал человек. – Свечей не хватает. И что самое скверное – гости не помнят своих реплик. Как же они живут без реплик? Ходят туда-сюда, флиртуют неуклюже, как козы на лугу. А ведь должна была выйти простая сказка про то, как все ищут редкой красоты цветок, который распускается на одну ночь.

– Прекрасная идея для маскарада, – заметил Бошняк.

– Вы так считаете? – благосклонно спросил человек.

– И очень хочу увидеть Царицу ночи, – сказал Бошняк.

– Хм. Да вы, должно быть, единственный шутник в этой компании.

– Проводите меня к ней.

Бошняк протянул руку и снял с человека капюшон. На него смотрела Смерть. Белый череп на чёрной ткани. Маски тревожно зашептались.

– Осторожно, – произнесла Смерть. – Со смертью шутки плохи.

Насладившись моментом, Смерть неспешно пошла прочь. Бошняк последовал за ней.

Дирижёр взмахнул палочкой. Звуки вальса каплями посыпались в траву. Покорная музыке, публика тут же забыла о Смерти и закружилась в танце.

Бошняк и Смерть оставили поляну, вышли на синюю от ночи дорогу. Дрожали крыльями цикады. Усадьба скрылась за деревьями. Музыка превратилась в шёпот. Идущих окутала темнота. С дороги они свернули к полю с торчащими из тумана тонкими кустами. По полю бродили редкие бессловесные тени.

– Почему на их лица накинута вуаль? – спросил Бошняк.

– Это просто, – ответила Смерть, – если под вуалью, значит, умер. Умершие садятся в лодки и плывут искать Царицу ночи. А кто увидит её – оживёт.

– Как же вы решали, кто будет жить, а кто умрёт? – спросил Бошняк.

– Я же Смерть, – сказала Смерть.

– Ах да, – согласился Бошняк.

Придвинулся лес. Бошняк и Смерть спустились по склону сквозь плотно растущие ели. Запахло водой и болотной ряской.

Бошняк почувствовал под ногами вязкий песок.

– Нам направо… Нет, налево, – сказала Смерть и