Рядом с съездом в Хаммерсмите находился мотель «Бествестерн». Энди удалось получить в нем номер. Он сказал, что ему нужна комната,не выходящая окнами на автостраду, и назвался вымышленным именем.

– Они будут охотиться за нами, Чарли, – сказал он, – а мненужно поспать. Но только дотемна, больше времени у нас нет... совсем нет.Разбуди меня, как только стемнеет.

Она что-то сказала, но он уже валился с ног. Все вокруг негослилось в одну серую точку, а затем и точка эта исчезла, все кануло во тьму,куда не проникала даже боль. Боли не было, не было и снов. Жарким августовскимвечером в семь пятнадцать, когда Чарли разбудила его, в комнате было душно, егоодежда стала влажной от пота. Чарли пыталась включить кондиционер, но не знала,как это сделать.

– Все в порядке, – сказал он, быстро опустил ноги на пол иприложил руки к вискам, сжимая голову, чтобы она не раскололась.

– Ну как, папочка, сейчас тебе лучше? – спросила Чарли стревогой в голосе.

– Немножко, – ответил он. Ему действительно стало лучше...но только чуть-чуть. – Скоро где-нибудь остановимся и перекусим. Это мнепоможет.

– А куда мы едем?

Он помотал головой. У него оставались только те деньги,которые он взял с собой, уезжая утром из дома, – около семнадцати долларов.Были еще кредитные карточки «Мастер чардж» и «Виза», но за место в мотеле онпредпочел заплатить двумя двадцатидолларовыми купюрами из дальнего кармашкабумажника (мои деньги на черный день, говорил он иногда про них Вики, говорилон это шутя, но какой зловещей правдой обернулась эта шутка). Использоватькарточки значило бы выставить плакат: «К БЕГЛОМУ ПРЕПОДАВАТЕЛЮ КОЛЛЕДЖА И ЕГО ДОЧЕРИ-СЮДА».

За семнадцать долларов можно будет поесть котлет и полностьюзаправить бензобак. После этого они окажутся на мели.

– Не знаю, Чарли, – ответил Энди. – Куда-нибудь.

– А когда мы маму заберем?

Энди взглянул на нее. Головная боль опять усилилась. Онвспомнил о пятнах крови на полу и на иллюминаторе стиральной машины. Онвспомнил запах политуры «Пледж».

– Чарли... – Больше он ничего не мог сказать, да и не надобыло ничего говорить.

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Поднесларуку к дрожащим губам.

– Ой, нет, папочка... пожалуйста, скажи, что нет.

– Чарли...

– Ну скажи, что нет! – закричала она.

– Чарли, те люди, которые...

– Ну скажи, что с ней все в порядке, все в порядке, все впорядке.

А в комнате, в комнате было жарко, душно, вентиляция неработала – духота стояла невыносимая, голова болела, пот струйками стекал полицу, но теперь это был уже не холодный пот, а горячий, как масло, горячий...

– Нет, – повторяла Чарли, мотая головой, – нет, нет, нет,нет, нет. – Косички прыгали из стороны в сторону, и у Энди возникло нелепое инеуместное воспоминание, как они с Викой впервые взяли Чарли в парк, покататьсяна карусели... Дело было не в кондиционере.

– Чарли! – крикнул он. – Чарли, ванная! Вода! Она закричалаи оглянулась на открытую дверь ванной. Там что-то внезапно вспыхнуло, как будтоперегорела лампочка. Лейка душа сорвалась со стены и с грохотом упала в ванну.Несколько голубых кафельных плиток разбились на мелкие кусочки.

Он с трудом удержал рыдающую Чарли, чтобы она не упала.

– Папочка, прости, прости...

– Не волнуйся, – сказал он с дрожью в голосе и обнял ее.Прозрачный дымок поднимался от расплавленного крана. Все глянцевые поверхностимгновенно потрескались. Ванная комната имела такой вид, будто ее целикомпротащили через печь для обжига кирпича. Полотенца дымились.

– Не волнуйся, – говорил он, держа ее на руках и покачивая.– Чарли, не волнуйся, все будет хорошо, все устроится, обещаю.

– Хочу к маме, – всхлипывала Чарли.

Энди кивнул. Он тоже хотел к Вики. Он прижал Чарли к себе ипочувствовал запах озона, каленого фарфора, тлеющих полотенец мотеля «Бествестерн». Чарли чуть не сожгла их обоих.

– Все будет нормально, – сказал Энди, покачивая Чарли. Он неособенно сам тому верил, но это звучало как своего рода литания; как заунывноечтение псалтыря; это был голос взрослого, склонившегося над темным колодцемдесятилетий и подбадривающего испуганного ребенка на его дне; это были слова,которые родители говорят, когда у детей что-то не ладится; это был слабый светночника, который не мог прогнать чудище из шкафа, но всетаки удерживал его накаком-то расстоянии; это был бессильный голос, но он должен был звучать.

– Все будет нормально, – говорил он ей, не особенно сам томуверя и зная, как знает в глубине души всякий взрослый, что вдействительности-то ничего никогда не бывает до конца нормально. – Все будетнормально.

Энди плакал. Он не мог сдержаться. Слезы лились потоком, ион изо всех сил прижимал к себе дочку. – Чарли, клянусь, все как-нибудьобразуется.

***

Зима в Ташморе как будто оправдала призрачную надежду, закоторую он с отчаяния ухватился тогда, в мотеле «Грезы».

Не то чтобы все было совсем безоблачно. Схватив послерождества простуду, Чарли сопливилась до самого апреля. У нее даже начиналсясильный жар. Энди давал ей по полтаблетки аспирина и уже решил, что если кисходу третьего дня температуру не удастся сбить, он понесет ее через озеро вБрэдфорд к врачу, чем бы это ни грозило. Но жар прошел, хотя простуда досаждалаей еще долго. В марте Энди угораздило обморозиться, а перед тем он чуть неспалил дом, переложив в печку дров, – ударили морозы, дико завывал ветер, исреди ночи Чарли, на этот раз именно Чарли, первой почувствовала во сне, какраскалился воздух.

Четырнадцатого декабря они отпраздновали его день рождения,а двадцать четвертого марта – день рож??ения Чарли. Ей исполнилось восемь лет, ипорой Энди ловил себя на том, что не узнает собственной дочери. Куда деласьмаленькая девочка, не достававшая ему до локтя? Волосы у нее отросли, и она теперьзаплетала их, чтобы они не лезли в глаза. Будуща красотка. Даже припухший носее не портил.

Они остались без машины. «Виллис» Ирва Мэндерса превратилсяв глыбу льда еще в январе – Энди подозревал, что полетел блок цилиндров. Изодня в день, больше для порядка, он запускал мотор, прекрасно сознавая, чтопосле Нового года ни на каких колесах из дедовых владений им не выбраться.Снегу намело выше колена, он лежал девственно-нетронутый, если не считатьследов белки, бурундуков, постоянного гостя енота или случайного оленя – нюхбезошибочно приводил их к мусорному баку.