– И чего же ты хочешь?

– Счастливо жить с любимой женщиной и нашим ребенком.

– Но я тоже хочу ребенка!

– По всему выходит, что не хочешь. – По грустной улыбке мужа Соня поняла, что так оно на самом деле и есть.

– Я что – сошла с ума?

Михаил только пожал плечами.

– Лучше прекратить этот бесполезный разговор. Тем более что он повторяется с завидным постоянством почти каждый день и не отличается особым разнообразием. Отпусти меня!

– Хорошо. Но сначала ты споешь мне эту песню.

– Тебе не надоело? Словно испорченная пластинка тянешь одно и то же. И я превратился в такую же испорченную пластинку. С одной-единственной песней.

– Пожалуйста, на прощанье. И я, так и быть, тебя отпущу.

Михаил взял гитару, все еще раздумывая, стоит ли продолжать эту бессмысленную игру, которую он проигрывает с завидным постоянством вот уже много лет, но пальцы привычно начали бег по струнам.

С первых же мелодичных аккордов вступления у Сони от волнения перехватило дыхание: это же та самая песня! А из сердца Михаила уже лились задушевные слова признания в вечной любви:

Вот то, чего она ждала всю свою жизнь! Так значит, именно Михаилу суждено спеть ей заветную песню любви… Ах, как кружится голова! Соня слушала хрипловатый голос мужа, и ей казалось, что она начинает восстанавливать забытое прошлое, ведь невозможно такие дорогие сердцу воспоминания отпустить ни из памяти, ни из сердца.

Она закрыла глаза и почувствовала, как погружается в любовную ласку нежности, охватывающую и чувства, и мысли, и тело. Как же долго Соня ждала своего единственного мужчину. И дождалась! Но готова ли она ответить ему взаимностью?

Соня побледнела. Ее вдруг захлестнула жуткая паника – ни вдохнуть, ни выдохнуть. Неужели она столь безнадежна, что даже такой беззаветно любящий и непозволительно терпеливый муж хочет ее оставить? Соня собиралась присмотреться к Михаилу, но настала пора вглядеться в себя, понять, чего хочет она сама.

Стремление быть идеальной женой потерпело поражение с первым мужем, который погряз в собственных комплексах и упорно не замечал ее достоинств. Второй мирится даже с ее недостатками, однако семья также разваливается. Значит, все дело в Соне?

За дверью раздался шум, хохот и нетерпеливые выкрики:

– Сонечка, дорогая, мы тебя заждались, – и в дверь забарабанили. – Без тебя никакого веселья. Открывай, мы заберем тебя с собой. Весь бомонд готов броситься к твоим ногам и умолять, чтобы ты для нас спела.

Соня затравленно уставилась на Михаила. Тот сидел, понурив голову, словно оглушенный, с застывшим взглядом, представляя до боли знакомую картину ближайшего будущего.

– Вот видишь, все повторяется. Ты сейчас нарядишься и пойдешь с ними, а вернешься под утро, пьяная и ничего не помнящая. А потом снова не будешь узнавать меня и заставишь рассказывать про наше первое знакомство. И так каждый день… А в море мы уже две недели.

– Сонечка, открой дверь! – больше всех надрывался женский визгливый голос. – Мы все равно не уйдем без тебя, без нашей звезды.

– Кто это?

– Подруга твоя закадычная, Тонька. Слышишь, как надрывается? Не успокоится, пока камня на камне от нашей семьи не оставит. Та еще змеюка подколодная. Мягко стелет да жестко спать.

– А почему со мной не ходишь ты?

– Они не хотят, чтобы хоть капля твоей любви досталась мне, потому и ненавидят. Очень обрадуются, если мы расстанемся. Тогда они будут владеть тобой безраздельно.

– И ты это допустишь?

– А разве я для тебя существую? Я только призрак, который скоро исчезнет совсем.

– Может, ты ревнуешь меня к моему творчеству?

– Ты забыла: я сам предложил тебе заниматься любимым делом.

– Тогда ты просто завидуешь моему успеху, – вырвалось у Сони.

Она тут же пожалела о своих словах, но поздно. Михаил резко развернулся и бросился вон из каюты. Соня вскочила и кинулась за ним, но в открытую дверь ворвалась целая толпа с цветами, шампанским и фотоаппаратами, ослепившими ее вспышками.

– Красавица вы наша! Королева! – слышались захлебывающиеся от восторга возгласы. – Мы вас заждались.

– Все пока вышли! – закричала яркая особа в алом платье, по-видимому, та самая Тонька, которая «змеюка подколодная». – Сонечке нужно одеться. Не в неглиже же ей выступать. Вон-вон! – вытолкала она шумную толпу из каюты и закрыла дверь. – Собирайся немедленно. У нас куча дел, и все нужно успеть переделать. Жизнь бьет ключом, а потому времени на отдых практически не остается. На том свете отдохнем. Давай, подруга, приходи в себя. Я тебе одеться помогу, – и она принялась рыться в шкафу, выбирая для Сони наряды. – А тряпья-то сколько! И много еще совершенно новых платьев из самых модных коллекций. Куда тебе столько?! Носить – не износить. Значит, что-нибудь подаришь мне. Надо же делиться с лучшей и единственной подругой, которая за тебя и в огонь, и в воду, и куда угодно… Например, вот это, золотое… или вот это, цвета морской волны, – прикладывала к себе платья Антонина, любуясь на себя в зеркале. – А лучше и то, и другое. Согласна? Вот и ладненько. Скажу своему стюарду Арнольду, чтобы отнес в мою каюту.

Она отложила оба платья на комод и принялась подбирать наряд для Сони.

– Ты просто себе представить не можешь, какой он душка! Особенно в постели. Такой молоденький и сладенький! Просто пальчики оближешь. А тебе твой тюфяк еще не надоел?.. Вот, насилу подобрала. Смотри: самое то.

«Змеюка» сняла с вешалки небесно-голубое в нежно-желтой отделке платье.

– Будешь в нем как девочка-припевочка. Давай я тебе волосы приведу в порядок. Хотя лучше всего просто заплести косу и пусть мужики валятся как подкошенные, а бабы умирают от зависти.

Соня попыталась сопротивляться, когда Антонина принялась расчесывать ее гриву. Но та управлялась с ней так ловко и аккуратно, что Соня поневоле поддалась ее бешеной активности.

– Ну вот что ты без меня будешь делать, вся такая изнеженная и беспомощная?! Я ведь не только твоя лучшая и единственная подруга, но и твой невероятно высококвалифицированный, жутко высокооплачиваемый и ужасно модный стилист. Ты еще не забыла?

Соня оставила всякую надежду вставить хоть слово в этот непрерывающийся, словно бурная река, поток и только глубоко вздохнула. Тем более что к чувству слабости добавилось чувство голода, которое сил ей совсем не прибавило.