Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сомневаюсь, — ответила Елкова. — Это кто говорил? Березовский? Ну и где он сейчас?
— Тебе серьезно ответить? — сказал Котелков. — Из обезьяны можно сделать только одну вещь — обезьянье чучело. Есть люди, которых выбрать нельзя.
— Ну, а если человек готов на все? Не просто прогнуться, распластаться ради победы. Ничего не пожалеть, ни денег, ни репутации.
— Таких выбирают редко, — неторопливо сказал Куклинс. Почему? Потому, что они, как правило, имеют дело с технологами-мошенниками. Мошенники могут пообещать что угодно, даже победу Чубайсу в городе, который уже год, как перешел на лучинное освещение. Мы же всегда заранее объясняем человеку, на что он может рассчитывать. Люди, у которых есть деньги на кампанию, как правило, по глупому их не тратят и вполне вменяемы. Что же касается твоей обезьяны, то с ней как в анекдоте про сухумский обезьянник и экскурсовода-грузина. «Это мужчина или нет? Мадам, это самэц. У мужчины должны быть дэньги». Поэтому, обезьяна и неплатежеспособна, и неизбираема.
— Да, кстати, реальная байка, про выборы Владивостокского губернатора, — сказал Капитан. Про тещу несостоявшегося кандидата. Слыхали?
— Не все, ответил Котелков. — Валяй.
— Ну вот, к одному известному депутату Госдумы, не скажу какому, из правительственной фракции, подъехал во Владивостоке местный деятель. Элита второго эшелона, какой-то депутатик местного ЗС. Хочу, говорит, быть губернатором. Все буду выполнять. А тот в шутку — знаем вас, только денег на выборы дай, выберут и про все забудет. А вы меня в финансовый блудняк втравите, потом публикуйте компромат, если что. Не катит — этим блудняком все газеты забиты, никто внимания не обращает. Ну тогда пойду на уголовку. Это как? Прямо сейчас, поехали в лес, только камеру возьмите. Я под камерой тещу застрелю, потом под камерой закопаю, вы мне денег на выборы, а кассета у вас в сейфе лежать будет. Все равно, более послушного губернатора вам не найти.
— Ну и как? — спросил Олег.
— Губернатором, выбрали Дарькина, а теща, того самого остряка, надеюсь, жива до сих пор.
— А вот и мораль, — сонно сказал Котелков. — Политика — искусство возможного, именно политикой мы и занимаемся. Кто как хочет, а я — спать.
Десять листовок. Подъем армии. Савушкин борется с последствием «грабительских реформ». Ступор в Центральном. Я гений, Дрюша Леваневский. Китайский Пиночет. Договор о разделе продукции. Два яйца и одна плюха. Разрыв контракта. Что такое «тяжелая депрессия?» Истерика имени Васи Пупкина. Валенса-Дикин: «Прости меня, народ православный». Два стакана минералки. Ночь длинных микрофонов. Приравнено к террористическому акту.
Будильник звонил долго, Олег вставал медленно. Это был тот самый страшный вид подъема, когда медленно опускаешь на пол одну ногу, потом другую, потом опираешь на них тело, уже стоишь, а сознание полностью в кровати. Хотя бы еще секундочку… нет, не спать. Не помнить.
Все равно, первое что вспомнил Олег — объем работы оставшийся на сегодня. Доправить интервью для третьего спецвыпуска, еле-еле согласованное вчера вечером. Савушкин явно сдал, нервничает, что вполне понятно — три встречи в день. На одних сотни три-четыре, на других не будет и десятка избирателей.
Две статьи для «Ирхайского комсомольца». Это к вечеру. Одну написать, другую — переписать. Принесли местные, разумеется, на серой бумаге, разумеется, нечитаемым почерком. Значит, криптография, перепечатка и редактура в одном флаконе.
Дальше — листовки. Снежный вал, который гонит впереди дворницкая лопата и вал вырастает с каждым метром. Ветеранам завода «Красный каток». Пенсионерам Центрального района. Обращение от имени десяти городских ЛОМов. Обращение профсоюза учителей. И еще… И еще… И еще так и не написанная листовка «Впервые голосующему». И «Впервые голосующей». Хорошо, что хотя существует средний род, третьего пола не существует.
Толик временно умер как помощник — сегодня он трудился над «Народной программой», которую должны были разнести последним спецвыпуском.
Все эти мысли пронеслись мигом, оставив в душе тихую тоску. Как там говорил Толик: «Однажды ты поймешь, что получаешь зарплату здесь не даром». Сволочь! Почему люди так часто бывают правы!
За окном мягко барабанил дождик — первый дождь в этом городе. Только этого еще не хватало. Олег любил дожди, но только дома.
Он не заметил, как умылся и добрел до кухни. Было рано, еще никого. Сыпанул кофе в кофейник, от души, ощутил его тяжесть, залил малой водой, на газ. Вскипело быстро.
Первый глоток он чуть не пронес мимо рта. Второй нашел дорогу уже легче.
В голове что-то тягуче зазвучало, волынка или флейта. Еще один глоток. И пошло.
Олег не увидел, какое там увидел, кофе это же не наркота — представил полк, заснувший в степи. Тихо звучит рожок, как одно из ночных степных насекомых, только громе. Еще громче, еще громче, уже не спутаешь с насекомым. И вот, медленно поднимаются фигуры, кто опираясь на ружейный приклад, кто — на древко знамени. И между тех, кто еще не смог подняться бродит старый унтер — на совести с полсотни зубов новобранцев, зато в каждом бою — только в первой шеренги, пять шрамов от сабель, пять от стрел, две пули остались в теле навсегда. Бродит и умоляюще, чуть ли не по бабьи, просит: «братцы, поднимайтесь, совсем недолго, и ста верст до треклятого Перекопа не осталось, мы то хоть сегодня три часа урвали, а командир наш Бухгард Иванович вообще не ложились, все над картой провели».
Еще один глоток, почти на треть чашки. Еще один.
И вот уже встали все, и вот уже знамя не опора, знамя уже над головой, и солнышко пробившаяся сквозь тучи блеснуло на штыках, а ветер одним порывом вымел с неба облака. Заржали кони, зарокотали барабаны — флаг вперед и…
Олег вздохнул, поставил возле мойки пустую чашку и двинулся вперед — к компьютеру.
* * *
Предвыборный районный штаб имеет некоторые общие черты со штабом революционным, главное же сходство в том, что ни с первого, ни со второго взгляда невозможно понять, что же происходит на самом деле и есть только одна возможность разобраться — стать его работником. Только в этом случае удастся отделить полезные дела от бесполезных, тем более, безусловно вредных.
Вот девочка с умным и ответственным выражением на лице берет газету и вкладывает между страницей листовку, адресованную ветеранам войны. В принципе, девочка умная, но сейчас она делает большую глупость: газеты, с такими листовками, должны получить только ветераны, девочка же взяла пачку, предназначенную всему микрорайону. Так как в этом штабе командует Елкова, то ошибку скоро обнаружат, на девочку накричат, обзовут некрасивым словом и заставят вытряхивать листовки обратно.
А вот пожилая дама, Софья Евгеньевна, на первый взгляд занята обычным бабьим трепом, но в действительности она делает очень полезное дело — рассказывает агитаторам про вчерашние теледебаты, которые она видела, а вот агитаторы, смотревшие в тот вечер телесериалы — нет. Избиратели, в подавляющем большинстве не видели дебаты тоже, но знают о них и могут спросить агитаторов. Значит, надо быть подкованными.