Я подавила желание переспросить вслух: потому что Альгора расслышала очень хорошо, и, наверное, потому что повторения мне слышать не хотелось.

– Эта договоренность…

– Ничего для тебя не значит, – коротко произнес он. – К счастью для вас обоих.

Это понравилось мне еще меньше. В смысле, лучше бы я переспросила.

– То есть вы мне приказываете? – уточнила я.

Выдерживать этот взгляд становилось физически тяжело, потому что несмотря на весь свой потусторонний холод, Валентайн Альгор действовал на меня как поднесенный к лицу факел, пламя которого вот-вот коснется кожи. Жар этой близости стекал со щек на шею, с шеи – на грудь, на живот и ниже, и все, о чем я могла сейчас думать – это как от нее избавиться. От этой близости. И от этих чувств, которых совершенно точно быть не должно!

– Я даю тебе выбор, – произнес он, повторяя «путь факела» взглядом – и возвращаясь. – Хотя выбора у тебя нет. Если ты действительно хочешь узнать о том, что произошло с твоей Соней, тебе придется избавиться от кольца. Что-то мне подсказывает, что для такой девочки как ты, не-Ленор, будет проблематично носить кольцо Драгона, когда я буду тебя трахать.

– А, то есть это была очередная забота о моих чувствах? – справившись с эмоциями после его последнего заявления, поинтересовалась я.

– Понимай, как знаешь.

Если я что-то и поняла, так это то, что ему все равно.

Ему плевать на Соню и плевать на меня, по какой-то причине – выражаясь его словами – он хочет меня «трахнуть», и его не смущает даже кольцо Люциана. Точнее, кольцо как раз смущает. Если его вообще что-то способно смутить.

– То есть тот факт, что у меня на вас аллергия, вас тоже совершенно не волнует?

Я старалась справиться с чувствами, как могла, но они все равно прорывались через заслонку моего долгоиграющего терпения, а может быть, она просто слегка расшаталась. Вместе с нервами, которые гибли в немыслимых количествах, когда до меня раз за разом, снова и снова доходило – я остаюсь здесь. Я не смогу вернуться. Моего мира больше нет. Для меня нет.

Он там.

А я здесь.

Точка.

А еще здесь этот непробиваемый полумонстр, который захотел новую игрушку. Задавалась вопросом, зачем он тебе помог, Лена – получай ответ. Нет тут никаких скрытых мотивов.

– Знаете, вы днище не только как педагог, но и как мужчина! – выдала я. – Потому что ни один…

Договорить не успела. Альгор впечатал меня в стену одним движением: коротким и сильным, на этот раз я сполна ее ощутила. И стену, и холод, который источал древний камень, и холод, мешающийся с жаром, исходящим от ошейником заблокировавшей мне все движения ладони. Я чувствовала, как это прикосновение меня отравляет, и как этот огнем растекающийся по венам яд отражается в мерцающих серебром глазах.

В нем сейчас нет ничего человеческого, но меня это не пугает.

Я понимаю это с ужасом, и еще с большим ужасом понимаю то, что прикосновение, превратившее меня в неподвижную статую, заставляет меня гореть. Я никогда ничего подобного не испытывала, чтобы разом – от кончиков пальцев и до корней волос, и кажется, сама превращаюсь в факел, от которого с треском летят искры. Второе прикосновение – когда он сжимает мою грудь через ткань – ложится на уже напряженный сосок, и приходится закусить губу, чтобы сдержать выдох, больше напоминающий стон.

То, что произошло у него в кабинете и то, что происходит сейчас, заставляет чувствовать грань его ладони на шее особенно жестко. Еще жестче – скользящую по моему бедру ладонь, поднимающую подол платья.

– Хватит, – говорю я. – Прекрати.

Это звучит хрипло, как будто я сама не верю в то, что говорю, и я действительно в это не верю. Потому что близость Альгора и его пальцы на моей коже, эти мысли раскалывают меня на две части, и от этого ведет еще сильнее. До теперь уже до боли закушенных губ, которые все равно не способны перебить ощущения. Прикосновение под бельем оказывается настолько острым, что я на мгновение теряюсь в его глазах, падаю в них, как будто не за что зацепиться, и остается только это скольжение пальцев, заставляющее меня дрожать.

И обрывающееся резко, потоками холодного воздуха на чувствительной до безумия коже.

Альгор демонстрирует мне влажные пальцы.

– Странная у вас, попаданок, аллергия.

Он убирает вторую руку и достает платок.

– Завтра в моем кабинете. После занятий. Без этого, – он смотрит на кольцо, вытирает пальцы и бросает платок на постель. После чего разворачивается и выходит, а я смотрю ему вслед и чувствую, как внутри змеей клубится сумасшедший коктейль впрыснутой в кровь отравы – эмоции, чувства, чувственность, осознание, взгляд, давящий, растирающий кожу, как самыми непристойными ласками – холод и жар, интоксикация Валентайна Альгора.

Мне хочется или кричать, или запустить чем-нибудь в дверь, вместо этого я стягиваю платье и снова иду в душ. А когда возвращаюсь, сажусь за разложенные на столе книги.

– Эвиль, покажи мне ближайшее расписание, – говорю я. – И покажи, с чего начать изучение базовых основ магии.

Учиться я умела. Не просто умела, с помощью учебы я справлялась со всем, как однажды уже произошло после смерти родителей. Я с головой ушла в уроки – до перехода в новую школу, и учителя просто офигевали от того, что со мной происходит. Они, уже готовившиеся к тому, что моя и без того не сказать что самая классная успеваемость упадет ниже среднего после «перенесенной детской травмы», получили совершенно иной результат. Особенно офигевала Лидия Васильевна, с которой я перестала спорить и просто молча получала оценки. Отличные оценки.

Учеба помогла мне продержаться до встречи с Соней, когда тете Оле удалось утрясти все формальности и перевести меня в новую школу. Куда, кстати сказать, с такими оценками меня с удовольствием приняли.

Мне было плевать на оценки, когда я пришла в новый класс. Мне было плевать на все, в свои восемь лет я превратилась в механическую куклу с глазами, которую оживила Сонька. Вернув в растерянную, потерянную и опустошенную девчонку меня, Лену. Какой я была до той злосчастной аварии.

И вот сейчас этот темный сказал мне, что я никогда больше Соню не увижу.

Никогда больше.

Я даже могу узнать, что с ней произошло, удалось ли молнии до нее дотянуться (при мысли об этом хотелось зажмуриться), или она просто вернулась домой, оглушенная случившимся и тем, что меня больше нет. Я не представляла, что она может чувствовать, но что бы она ни чувствовала, это не так уж важно. Главное, чтобы она была жива.

Понимая, что накручиваю себя, сосредоточилась на расписании и подсказках Эвиль. Если бы не случившееся в этой комнате получасом ранее, наверное, я бы сейчас билась в истерике или лежала в прострации, а так мобилизовала все свои силы и принялась за учебу. Благо учить надо было очень и очень много.