Молчание.

Г р и м м. Сто долларов.

М у ж ч и н а. Но я правда ничего не знаю, я даже к нему не подходил.

Г р и м м. Подумайте, всего несколько слов – и сто долларов ваши. Никто никогда ничего не узнает. Мы одни, свидетелей нет.

М у ж ч и н а. Не знаю я.

Г р и м м. Я ни на что абсолютно не претендую, все останется вам, если вы еще не потратили.

Неразборчивое мычание.

Г р и м м. Хорошо, сто пятьдесят «зеленых», и ни цента больше.

М у ж ч и н а. Вы меня точно не записываете?

Г р и м м. Можете меня обыскать.

М у ж ч и н а. Полторы сотни «гринов»?

Г р и м м. Да.

М у ж ч и н а. Ладно. Девятьсот десять долларов, четыреста марок и сотенная рублями.

Г р и м м. И больше ничего?

М у ж ч и н а. Нет.

Г р и м м. Точно?

М у ж ч и н а. Да точно, точно. Точно говорю, деньги-то давай, чего в руке зажала?"

Щ– щелк.

– Коридорный? – спросил Турецкий, выключая диктофон. Догадаться было несложно, они с Артуром и так его вычислили. Просто методом исключения. А применять подобные данному методы следователям Генпрокуратуры, к сожалению, не дозволено. Хотя стоило ему морду разбить и прямо по горячим следам все выяснить.

– Он, – подтвердила Наташа. – Дарю.

– Только на свои сто пятьдесят баксов не рассчитывай, придется приобщить к делу.

– Ладно, оформлю как гонорар за интервью.

– А начало разговора где?

– Там для тебя ничего интересного.

– Что ж, прими искреннюю благодарность за содействие в раскрытии серьезного преступления от лица Генпрокуратуры России и от меня лично. – Турецкий привстал и поклонился. Наташа жеманно изобразила книксен.

– В качестве благодарности я прошу самую малость: хоть два слова о расследовании. Даю честное слово без твоего согласия не выдавать в эфир ни строчки.

– Откуда такой жаркий интерес и живое участие? – насмешливо поинтересовался Турецкий. – Ты не на страховку штайновскую случайно претендуешь, или, может, он тебе наследство оставил?

– С чего бы это?

– Ну он же с тобой спал – и как честный человек…

– Что ты несешь, Саша? – возмутилась Гримм.

– Да ладно, брось отпираться, мне Эрика, дочь его, знаешь, наверное? – выдала длиннющий список его всяческих любовей и тебя помянуть не забыла. – Ходить – так ходить по большому, решил Турецкий. Откажется Гримм, невелика беда, Эрика-то имени журналистки не назвала, но характеристике – молодая, въедливая и стервозная – Наташа вполне соответствует. Признается – тем лучше, можно ее навсегда отвадить. – Ну так как?

Интуиция в очередной раз оказалась на высоте. Наташа призналась:

– Сволочь он был, а не честный человек.

– Но наследство-то хоть оставил? – спросил довольный собой Турецкий.

– Саша, а почему бы нам не встретиться на нейтральной территории. Посидим, попьем кофейку, можно даже без конфет, поговорим, а то здесь обстановка какая-то нервная. – Наташа соблазнительно и многообещающе улыбнулась.

– А в аптеку зайдем предварительно?

– Зачем?

– Купить чего-нибудь вместо конфет?

Наташа наконец сообразила и удовлетворенно фыркнула:

– Ты пошляк, Турецкий.

– Может, и пошляк, но честный человек, – вдохновенно соврал Турецкий, – у меня жена и дочь, так что кофеек отменяется. Меня уже тошнит от кофе.

В принципе, конечно, можно было бы и попробовать, но, памятуя рассказ Эрики о природном сволочизме фрау Гримм, Турецкий решил не рисковать, и так Ирка по любому поводу обвиняет черт знает в чем.

– Значит, про расследование не расскажешь? – Наташа собралась уходить, так ничего и не добившись.

– Извини, тайна следствия. Но как только я соберусь дать эксклюзивное интервью, ты будешь первой в списке репортеров. Да, слушай, совсем забыл, – остановил он Наташу уже у двери, – ты никогда в DT3 не работала?

– Нет.

– Точно? Я могу проверить…

– Проверяй на здоровье. Да при чем тут DT3?

– Действительно, ни при чем.

Одним выстрелом – двух зайцев. – DT3 не подтвердилось. Значит, только один заурядный заяц. Итак, Гримм – бывшая любовница Штайна, деньги спер дежурный по этажу. И что нам это дает? А ничего.

Коридорного задержали в тот же день. Под давлением неопровержимых улик, а именно магнитофонной записи, он тут же раскололся и после двух часов напряженной умственной работы выдал подлинный шедевр эпистолярного жанра, совершенно не признававший запятых:

ЗАЯВЛЕНИЕ

В этот день я находился на дежурстве. Примерно в 22.00 я спустился в кухню ресторана чтобы выпить кофе. Когда я его выпил возвращаясь на свой пост мимо меня пробежала раздетая наголо женщина которую некоторое время назад я проводил вместе с ее мужчиной в номер No 505. Женщина сильно кричала и быстро пробежала мимо а я пошел посмотреть что случилось в номере (это моя обязанность – следить за порядком в номерах). Увидев мертвое тело я подпал под сильное его впечатление, и незаметно для себя взял у трупа деньги и часы. Потом прибежали жильцы соседних номеров и восстанавливая порядок я совершенно забыл о том что взял. Когда женщина называвшая себя Натальей предложила мне двести долларов за то что я расскажу ей, что было в бумажнике убитого жильца я вспомнил, что взял его вещи и сразу в этом раскаялся а у нее взял только сто пятьдесят. Следующим утром я хотел идти в милицию но мой арест помешал мне выполнить задуманное. Я глубоко раскаиваюсь и готов всячески содействовать следственным органам и другим важным органам.

Тигипко М. С.".

Деньги, правда, Тигипко М. С. уже частично потратил, так и не вспомнив, очевидно, об их происхождении, а вот часы загнать еще не успел.

А Наташа очень хотела выяснить, что лежало в бумажнике у Штайна. Настолько сильно, что не пожалела полторы сотни баксов. И только когда оказалось, что ничего, кроме денег, там не было, элементарно сдала незадачливого коридорного. Но чего она боялась или на что надеялась, для Турецкого пока так и осталось загадкой. Конечно, там просто мог оказаться их коллективный фотопортрет, а ей сильно не хотелось огласки амурных отношений.

"Ах, Борис Андреевич Аркадьев, гонимый в сталинские времена за неиспользование глупых футбольных указаний, никогда не состоявший в партии, любивший Есенина и Блока и недолюбливавший Маяковского! Помню, как он рассказывал неизвестную страничку из жизни питерского футбольного гения тех времен – Пеки Дементьева. Аркадьев тренировал тогда сборную, и они отправлялись играть в Турцию. Пека приезжал из Питера на поезде. Его встречал Аркадьев. Откуда-то появились пионеры с горнами – приветствовать великого игрока. Они оттеснили Аркадьева и стали пробираться к Дементьеву. Борис Андреевич нарисовал такую картину: на верхней полке лежал кумир футбола, не очень любивший совдепию и не хотевший этой помпезности от пионерской организации. Он отвернулся от дверей купе и начал тихо выговаривать, отмахивая в такт рукой: «На х…й, на х…й, на х…й…»