— Придется зарабатывать на свой вертолет, — пошутила Ульяна.

— Вот когда приведешь его в чувство, попросим, — кивнула Надюша, и Ульяна испытала облегчение от того, что в ее голосе уже не было неодолимого страха. Она переложила часть тяжкого груза на Ульяну и слегка расслабилась.

— Ты сделай ему свой массаж. Сможешь?

— Конечно, — уверенно кивнула Ульяна.

Этому массажу она научилась в экспедиции на Алтае, в одном маленьком селе возле Телецкого озера. Бабка, у которой она жила, прониклась к ней каким-то особым расположением и научила ее.

— У тебя сильные руки и сильная душа, — сказала она ей. — Ты сумеешь.

Каждый вечер, после захода солнца, они шли в баню, Ульяна ложилась на полок, а старуха показывала на ней приемы. После этого Ульяна чувствовала себя так, как будто и впрямь могла поверить, что люди не летают только потому, что у них просто нет крыльев.

Бабка прекрасно знала анатомию, поняла Ульяна, и в этом нет никакого волшебства, потому что и она учила анатомию в институте. Но в деревне старуха была окружена опасливым уважением.

С тех пор в руках Ульяны побывало много народу, она делала массаж и матери, и отцу, и подругам. Однажды она поставила на ноги приезжего охотника, который, расчувствовавшись, подарил ей прекрасный ягдташ, старинный, кожаный, который был настолько хорош, что она носила его вместо сумки.

Надюша села у мужа в ногах, но Ульяна ее быстро выпроводила.

— И вообще, оставь нас наедине, — заявила она. — Твое возбужденное биополе будет только мешать.

— Но ты…

— Не бойся, я ничего с твоим мужем дурного не сделаю.

Надюша вышла, а Ульяна положила руки на темечко Сомычу и почувствовала, как ладони закололо. Она не отнимала руки минуты три, потом переместила их на глаза, веки его задрожали, ресницы затрепетали. Она снова ощутила легкое покалывание в ладонях. Она спускалась ниже, находя самые чувствительные точки на теле Сомыча и все сильнее чувствовала отзыв его тела. Поглаживая мышцы, снимая напряжение, она словно утюжила его и, оглянувшись на его лицо, увидела, что оно розовеет.

— Улей, ты меня здорово нажалила, — простонал он. — Я весь горю. А то я думал, что уже в холодильнике.

— Переутомился, Сомыч, — сказала она, в последний раз пройдясь рукой по стопам сорок пятого размера.

— Может, ты и права. Отдыхать надо, дорогуша. Останешься одна на хозяйстве, если мы с Надюшей поедем прогуляемся? До твоей Англии мы вернемся, — поторопился он, не оставляя ей поводов для отказа.

— Конечно, Сомыч. Сейчас спокойный сезон. Сомыч, а я могу тебе задать вопрос, как… мужчине?

— Вот спасибо, вот уважила, можно сказать, бальзамом полила всю мою душеньку.

— Можно подумать, ты сомневаешься.

— Да нет, но ты, такая молодая и красивая…

— У тебя жена такая же.

— Но жена… Ладно, спрашивай. — Он сел на диване, и перед Ульяной был привычный Сомыч.

— Вот если мужчина хочет того, что есть у женщины, но она ему не дает…

— Он берет это сам!

— Да я не про это. — Она увидела его насмешливые глаза и масленую улыбку. — Ладно, не будем прибегать к эвфемизмам. Все своими словами. Купцов, известный тебе, хочет ружье. Я ему его не даю. Он говорит что-то такое о браке.

— Не дурак мужик. — В его усмешке было что-то настораживающее. — Но уж очень быстрый.

— Вот и я думаю, его стоит проверить.

— Как это ты проверишь? Ему в мозги не влезешь.

— Как ты думаешь, если я скажу ему, что у меня больше нет «скотта»?

— Так он тебе и поверит!

— Вот поэтому я и хочу с тобой поговорить. Ульяна села рядом и рассказала, что собирается сделать.

Сначала Сомыч уставился на нее так, словно его стукнули пыльным мешком по голове.

— Ты дае-ешь, Кузьмина.

— Я думаю, для заказника ведь не будет никаких неприятностей, правда? И тебя никак не скомпрометирую?

— Я думаю, это как раз самая настоящая бесплатная реклама, — хмыкнул он. — Ты уверена, что договоришься с газетой?

— Конечно. Бородач отцовский друг, ну и мой в прошлом, далеком, гм…

Сомыч оживился настолько, что хохотал, как громовержец. Надюша прибежала в гостиную, не веря собственным ушам.

— Ты что с ним сделала? — набросилась она на Ульяну.

— Массаж, как ты и просила, — нарочито тихим голосом проговорила она, глядя невинными зелеными газами на Надюшу. — Ты ведь не говорила, до какого состояния его довести, ты просила поставить его на ноги. Смотри, он стоит.

Сомыч вскочил и кинулся к жене, обнял ее и понес на диван.

— Сомыч, отпусти, надорвешься.

— Я мужик, в конце концов! Я здоровый мужик! Я тебе сейчас покажу!

— Ой, не сейчас, не сейчас, — заверещала Надюша, утыкаясь лицом ему в плечо, а он продолжал хохотать.

— Слышь, Улей, а ей мы тоже должны сказать, да?

— Ну, если будет себя хорошо вести, — загадочно проговорила Ульяна.

Надюша резко подняла голову.

— Что? О чем это вы договорились? — В ее голосе прозвучала ревность.

— Ой, да перестань, Надюша. Все замечательно. Вы с Сомычем едете в отпуск, а меня грабят бандиты.

Надюша открыла рот, и ее нижняя губа задрожала.

— Может, и тебе сделать массаж, расслабляющий? Я могу, — засмеялась Ульяна.

— Я не понимаю.

— Поймешь.

И Сомыч в трех словах объяснил ей, что задумала Ульяна.

— Ну ты и женщина, ты такая коварная женщина., — Надежда покачала головой.

— Каковы в наше время мужчины, таковы и женщины, — улыбнулась Ульяна и похлопала себя по коленкам. — Ну, я пошла сочинять информацию про то, как меня ограбили. Сегодня же перешлю Бородачу. Пока!

Пожалуй, эта идея зародилась у нее в голове, когда она читала материалы Бородача. Оказывается, подранки вальдшнепа обладают способностью терять запах, и даже опытная легавая не может найти сбитую птицу.

А если ради смеха принять ее за подранка, в которого попал заряд любви, но не убил до смерти? А Купцова за опытную легавую, которая остро чуяла «скотт-премьер»? Значит, чтобы не было никакого запаха для легавой, надо, чтобы ружье исчезло.

Вечером она позвонила отцу и сказала, что хочет устроить маленькую мистификацию и чтобы он ничему не удивлялся, что услышит о ней.

— Что ты такое задумала? — весело спросил отец.

Ей нравилось его отношение, он всегда верил, что она ничего дурного не сделает.

— Пап, так надо.

— Если нужна моя помощь…