«Блекнут» же герои русской прозы, например Обломов: «Сирени поблекли, – думал он, глядя на висящие сирени, – вчера поблекло, письмо тоже поблекло, и этот миг, лучший в моей жизни, когда женщина в первый раз сказала мне, как голос с неба, что есть во мне хорошего, и он поблек!» («Обломов», ч. 1, гл. 10).

8.8 C. 18. Господь, вот Ты видишь, чем я обладаю. Но разве это мне нужно? Разве по этому тоскует моя душа? Вот что дали мне люди взамен того, по чему тоскует душа! А если б они мне дали того, разве нуждался бы я в этом? —

Мотив тоскующей души, обращающейся к Господу, встречается в Библии: «Как журавль, как ласточка издавал я звуки, тосковал как голубь; уныло смотрели глаза мои к небу: Господи! тесно мне; спаси меня» (Ис. 38: 14). В Новом Завете с данным пассажем ассоциируется сцена моления о чаше в Гефсиманском саду (Мф. 37: 39; Мк. 14: 32–36). А у Гумилева есть: «Но, видишь, отец, я томлюсь по иному…» («Блудный сын», 1911).

В ином, чисто бытовом контексте писатель, покидающий СССР, задавался сходными вопросами: «Через неделю я уже складывал вещи. И, как выяснилось, мне хватило одного-единственного чемодана. Я чуть не зарыдал от жалости к себе. Ведь мне тридцать шесть лет. Восемнадцать из них я работаю. Что-то зарабатываю, покупаю. Владею, как мне представлялось, некоторой собственностью. И в результате – один чемодан. Причем довольно скромного размера. Выходит, я нищий? Как же это получилось?!» (С. Довлатов. «Чемодан», 1986).

8.9 И, весь в синих молниях, Господь мне ответил… —

Явление Господа в молниях происходит в последней книге Нового Завета: «И от престола [Господня] исходили молнии и громы и гласы» (Откр. 4: 5). В Ветхом Завете молнии также являются атрибутом Бога: «Он сокрывает в дланях Своих молнию и повелевает ей, кого разить» (Иов 36: 32); «Пред Ним идет огонь и вокруг опаляет врагов Его. Молнии Его освещают вселенную; земля видит и трепещет» (Пс. 96: 3–4).

Именно синие молнии встречаются у Бальмонта: «К низинам отброшены вышней пучиной, / Синие молнии, синие молнии, чудо раденья громовых лучей…» («Праздник сжиганья», 1906). При этом данный образ заимствуется Бальмонтом из «Слова о полку Игореве» – он помещает в качестве эпиграфа к сборнику следующие строки: «…Кровавые зори свет поведают; черные тучи с моря идут; хотят прикрыть четыре солнца; а в них трепещут синие молнии». А в своем переводе «Слова о полку Игореве» (1929–1930) Бальмонт интерпретирует оригинал следующим образом: «Тучи черные от моря мнят прикрыть четыре солнца, / В них дрожанье синих молний – будет гром, и гром великий».

8.10 …для чего нужны стигматы святой Терезе? —

В Средневековье стигматы, то есть кровавые язвы или клейма, появлялись на телах религиозных фанатиков и рассматривались как проявление у верующего кровавых ран распятого на кресте Иисуса Христа. Теоретически стигматы появлялись на теле сами по себе как Божественный знак, однако на самом деле они были следствием особого эмоционального напряжения или же, чаще, наносились самими религиозными фанатиками, страстно желавшими принять мучения за своего Господа. Самым известным носителем стигматов был святой Франциск Ассизский (1181–1226).

Святая Тереза (1515–1582) – испанская религиозная деятельница, автор нескольких книг богословского и духовного содержания, основательница нескольких кармелитских монастырей в Испании эпохи Реформации. У святой Терезы (вместе с другой испанкой – святой Катериной) стигматы были «невидимые», в отличие от святого Франциска, или «внутренние», – однако и они вызывали у нее страшную боль.

8.11 C. 18. Они ведь ей тоже не нужны. Но они ей желанны. …желанно мне это, но ничуть не нужно! —

Данный пассаж без труда выводится из Игоря Северянина, писавшего о Бальмонте:

(«Бальмонт», 1918)

Аналогичные определения встречаются у других поэтов. У Кузмина: «Долгий путь, ты мне несносен и желанен…» («Ничего, что мелкий дождь смочил одежду…», 1906); и у Анненского: «Тени были там нежно-желанны… Или мука капризно-желанна…» («Дымы», 1910).

8.12 Скажет мне Господь еще что-нибудь или не скажет? Господь молчал. —

Вот вопль пророка: «После этого будешь ли еще удерживаться, Господи, будешь ли молчать и карать нас без меры?» (Ис. 64: 12).

8.13 Мой дух томился в заключении четыре с половиной часа, теперь я выпущу его погулять. —

Аллюзия на известную арабскую «Сказку о рыбаке» из цикла «Тысяча и одна ночь», где главный герой, бедный рыбак, вытаскивает из моря чудесный кувшин, из которого выпускает джинна, томившегося в нем сто лет, и тот начинает «гулять» и совершать различные чудеса. Сюжет этот был трансформирован в известную повесть-сказку «Старик Хоттабыч» (1938) Лазаря Лагина, чрезвычайно популярную в СССР.

А вот внутренний монолог Розанова, причем – в железнодорожном вагоне: «Я еще не такой подлец, чтобы думать о морали. Миллион лет прошло, пока моя душа выпущена была погулять на белый свет; и вдруг бы я ей сказал: „Ты, душенька, не забывайся и гуляй «по морали»“. Нет, я ей скажу: „Гуляй, душенька, гуляй, славненькая, гуляй, добренькая, гуляй как сама знаешь. А к вечеру пойдешь к Богу“. Ибо жизнь моя есть день мой, и он именно мой день, а не Сократа или Спинозы» («Уединенное», 1912).

У Николая Аржака (Юлия Даниэля), современника Ерофеева, имеется сходный по духу, поэтизирующий спиртное пассаж, написанный в 1961 г.: «В винном отделе, до которого наконец я добрался, они [продавцы] были снисходительны и чуточку фамильярны. Я стоял и разглядывал вертушку с бутылками, конусом возвышающуюся возле колонны. Здесь хранились эмоции. Разлитые по бутылкам, прихлопнутые сверху сургучом, они были снабжены случайными этикетками: „Коньяк“, „Столичная“, „Гурджаани“; а на самом деле туда загнали меланхолию, веселье, необузданный гнев, трогательную доверчивость, обидчивость и отвагу. Эмоции ждали своей поры. Они должны были выйти на свет из своих стеклянных тюрем, услышать глупые напутственные тосты и взыграть в руках, сдергивающих скатерти, в нечаянно целующих губах, в легких, набирающих побольше воздуха, чтобы достойно исполнить „Подмосковные вечера“. „Время работает на нас, – думали они, разноцветно поблескивая в свете электричества, – наше дело правое, будет и на нашей улице праздник…“ Я купил бутылку коньяку (грузинского, на лучший у меня не хватило), лимон и вышел из магазина» («Говорит Москва», 1962).

Дух находится в заключении у Федора Сологуба: «Наш дух в темницу заключен, / И медленно мы силы множим…» («На опрокинутый кувшин», 1923).

8.14 И есть душа, пока еще чуть приоткрытая для впечатлений бытия. —

Контаминация образов и речевых фигур из двух «Демонов» – словосочетание «впечатленья бытия» заимствовано из Пушкина: «В те дни, когда мне были новы / Все впечатленья бытия…» («Демон», 1823), а «приоткрытая душа» восходит к Лермонтову: «И входит он, любить готовый, / С душой, открытой для добра…» («Демон», 1840).