Касабланка, как всегда, принялся метаться по клетке и строить рожи: так он выражал приязнь. Корчной и Фишер меланхолично ковыряли в уголке остатки ужина, Лилит выуживала из затылка Фишера насекомых. Остальные обитатели второй секции дремали. Дежурным лаборантом заступила Сьюзан Квинси, славная девушка. Большому П. никогда не приходила в голову мысль оценивать сотрудников базы по степени внешней привлекательности, но за профессиональные качества он непременно выставил бы Квинси высшие баллы. Последние шесть часов она, не возмущаясь и не отпрашиваясь на ужин, отзванивала ему через каждые пятнадцать минут и докладывала о состоянии шимпанзе. Со ступенек лестницы Джек видел голый затылок лаборантки и краешек волос, заколотых под шапочкой. Она склонилась над приборами своего поста, выводя на дисплей данные свежих анализов. Цикл стимуляции они завершили еще утром. Больше всех прочих выпендривался Фишер, а Кассандру и Хлою рвало, но умеренной интоксикации избежать было практически невозможно. Всё в пределах нормы. Пока в пределах.

Обычно клетки для грызунов и прочих мелких животных укомплектовывали в два яруса буквой «П». Утром всех лишних вывезли на грузовике в лабораторию университета, Джек посчитал, что сотни миль будет достаточно. Между решеткой и стеллажами с оборудованием оставили широкий проход. Вдоль прохода Джек распорядился протянуть карниз со сложенными жалюзи. Управление занавесом осуществлялось с двух точек: один пульт лежал на его рабочем месте, другой кнопкой ведала из своего убежища Хелен. И коротышка Бентли, и сама Хелен посматривали на Пендельсона, руководившего техниками, немного странно, но предпочли воздержаться от вопросов. Отдельную заботу представляли замки. Сначала Большой П. намеревался запаять дверцы намертво, из инструментального цеха прикатили сварочный аппарат. Но Квинси резонно заметила, что, если обезьянам внезапно станет плохо, их невозможно будет экстренно эвакуировать. Идею пришлось отклонить. «Хорошо, если им просто станет плохо», — размышлял Пендельсон, почесывая Касабланку за ухом. Тот урчал, привалясь спиной к прутьям. А если они решат сделать вид, что им плохо?

Он разложил учебные пособия, проверил кассету в диктофоне. Запись будет вестись дополнительно с четырех микрофонов, укрепленных над клетками, и одного на столе, но Джек по привычке не брезговал старым добрым способом, хотя ни кассеты, ни технику с территории выносить не позволялось. Он снова вспомнил Гарсию. Из-за этого подонка рабочим пришлось разобрать канализационные отстойники. В результате они нашли несколько обломков дисков, но в таком состоянии, что подтвердить ничего уже было нельзя. Большого Д. давно не наблюдали в такой ярости, он чуть не уволил охрану в полном составе. Манера перестраховываться, так раздражавшая Ковальского, обернулась против самой же безопасности. Уезжая на выходные, каждый обязывался предоставить достаточно точный график передвижений и плюс к тому не реже, чем раз в шесть часов, посылать сигнал с мобильного телефона. Каким-то образом Гарсия догадался, что в аппараты, ежедневно сдающиеся вместе с одеждой, добавлена еще кое-какая электронная начинка. Когда ребята Большого Д. явились по пеленгу в один из кошмарных полуразрушенных домов на окраине, то обнаружили вместо трупа Умберто вполне здорового чернокожего паренька в компании таких же любителей хип-хопа. Малыш честно отрабатывал свои деньги, каждые три часа нажимая на кнопку. Сначала он пытался соврать, что подобрал трубку на улице, но Кристофф взял его за ноги и подвесил над проемом третьего этажа. Разглядев внизу обломки ржавой арматуры, мальчишка разревелся и признался во всём.

На место погибшего добермана Диогена заступил ожидающий своей очереди ротвейлер Плиний. Хорошо, что они всегда готовили одно животное на замену, потому собака адаптировалась достаточно быстро. Уже к семи вечера Плиний успешно прошел серию контрольных тестов, резкого отторжения электродов не происходило, и к пересменке профессор доложил Большому Ю. о запуске резервного комплекса.

Пендельсон выпил за вечер немыслимое количество чашек кофе, истрепал в хлам несколько сигар, но от курения сумел удержаться. Вот уже тридцать четыре года он покупал любимый сорт, но за последние четыре в придачу к десяткам коробок сигар не купил ни одной зажигалки. Он поборол тягу к горящему табаку, но сознательно мучил себя запахом сырого. Это выглядело, как постоянный укор безволию. Собственные слабости представали наглядным примером борьбы двух полюсов личности, о чем Джек и Ковальский неоднократно спорили. Споры по большей части происходили ночами, когда оба, не в силах оторваться от промежуточных стадий испытаний, запасались коробкой сэндвичей и несколькими пакетами сухофруктов. Питание сухофруктами несло дополнительное удобство, ими можно было поделиться с питомцами, без опасений за их желудки. В баталиях на тему слабостей Пендельсон меньше всего склонялся к эмоциональным либо религиозным корням вопроса. Дуализм человеческой натуры, как поле битвы добра со злом, он воспринимал сугубо предметно.

Витальные потребности формируют облик подсознания, это естественная норма, втолковывал он Юджину.

— Норма? — закипал тот. — Тюрьмы, набитые уголовниками, — это норма? Коллективное насилие в государственных школах — это тоже норма?

— Именно коллективное, — воодушевлялся Джек. — Именно коллективное, Юджин. Мы говорим об атавистических принципах, об инстинктах стайного поведения. Ты видишь выход?

— Я думаю, что нужно искать ген, ответственный за зверские инстинкты. Раз уж мы говорим в сослагательном наклонении, профессор, то примем допущение, что этот ген возможно уничтожить.

— Отлично! — радостно повторял Пендельсон. — Вот ты и угодил в собственный капкан. Послушай сам, что ты сказал: «Изгнать дьявола из душ несчастных грешников». Как по-твоему, сколько лет религия пытается изгнать дьявола из душ человеческих?

— Полагаю, несколько десятков тысяч лет.

— Справедливая мысль. И чья берет в этой схватке?

— Так нельзя ставить вопрос! Апокалипсис еще не наступил.

— Согласен, сменим формулировку. Сильно ли укрепились за сорок тысяч лет позиции в борьбе с внутренним врагом? Не будем забираться глубже, возьмем сорок тысяч лет — окончание периода формирования кроманьонца.

— Я понимаю вашу мысль. Подсознание непобедимо, так?

— А вот этого мы не знаем. Я пытаюсь втолковать тебе простые вещи, как сам их вижу. Для примера возьмем меня, Джека Пендельсона. Попав в соответствующую обстановку, этот лояльный индивидуум способен на потрясающие поступки. Он перегрызет горло за последнее место в спасательной шлюпке. Убегая от хищника, он взберется на дерево, чего не делал последние сорок лет, он почти непременно совокупится с женщиной, если найдет это безопасным, он подчинит себе более слабых, и так далее. Инстинктивное поведение начинает доминировать в тот момент, как только ослабляются функции сознания.

Но! Как только мы с тобой цепляем что-то новое, в моей черепной коробке щелкает реле и вступает в силу императив «черной дыры», как я это зову. Мне становится интересно, а окружающее перестает меня волновать. Уверен, то же самое происходит в черепе любой творческой личности.