– Что вы там бормочете, Шанриз? – вопросил Элькос, успевший приблизиться.

Стряхнув подозрительность и тревогу, вызванную словами матери, я приветливо улыбнулась магу.

– Где вы пропадали, друг мой?

– Там, – он неопределенно махнул рукой.

И хоть вслух не произнес, возможно опасаясь негодования Берика, но я поняла и нахмурилась. Элькос уже три дня был одержим идеей… или желанием. Именно столько прошло после моих родов, и то, что произошло в самом их конце, не давало ему покоя.

– Я не был внутри! – чуть возмущенно воскликнул хамче. – Неужто я похож на святотатца? Попросту постоял неподалеку, – последнее он произнес уже чуть ворчливо, однако сразу же и разгорячился: – Но я ведь почувствовал! Я же почти видел! Я вовсе не безумен, я это точно знаю!

– Никто вас не считает безумцем, – ответила я. – И что же вы ощутили сегодня? Ведь ощутили же, раз звали меня?

– Пройдемте в дом, – предложил Элькос.

Кивнув, я первой вошла в дом и сразу направилась к колыбели, которую привез Юглус в тот же день, когда родился Тамин. Кстати, на языке Белого мира колыбель называют кибах, в изголовье которого непременно вырезается изображение Увтына, чтобы он оберегал сон младенца. Резчик, который украшал кибах для дайнанчи, расстарался – Увтын был воистину ужасен, и я только порадовалась, что малыш не может его рассмотреть. Впрочем, как я уже однажды имела честь рассказывать об этом духе, среди всего пантеона Белого мира он был самым добрым. Ужасным же ликом отпугивал кошмары.

Кроме Увтына, бортики кибаха украшал искусно вырезанный орнамент каанского дома бывших Зеленых земель. За неимением пока отличительного узора Айдыгера мастер использовал ныне устаревшие элементы, но ни ругать его, ни негодовать на это никто не собирался. Колыбель была чудесна.

Уложив сына, успевшего заснуть на моих руках, я прошла к столу и, усевшись на стул, посмотрела на магистра, уже ожидавшего меня.

– Мне хотелось узнать, что вы чувствуете, когда приходит Создатель? – не стал томить меня Элькос.

Пожав плечами, я честно ответила:

– Ничего. Просто вижу Его. – И испытала острый приступ любопытства: – Так что же вы почувствовали сегодня?

Магистр некоторое время смотрел на Тамина, после улыбнулся и произнес:

– Какой же он милый. Теплый и понятый… уютный. Смотришь, и душа согревается. – Он перевел взгляд на меня и продолжил: – Я почувствовал холод.

Признаться, я ощутила разочарование. Мне казалось, что Элькос принес некое откровение, от которого собьется дыхание… или же, наоборот, кровь помчится по жилам, а он сказал то, что и без того было известно.

– Вы не понимаете, – магистр отмахнулся, верно истолковав выражение моего лица, и поднялся на ноги. – Это иное… Как бы объяснить? Не мурашки, не озноб, не то чувство, когда замерзаешь. Это нечто иное, как… как… как Вселенная! Такое же непостижимое и всеобъемлющее. Мне не было холодно, но я будто бы был скован льдом. Или же сам стал льдом, и потому ощущения поменялись. Понимаете? – Я продолжала взирать на него в молчании, и хамче на миг поджал губы. – Я… как бы сказать, чтобы не стать святотатцем… – Магистр опять замолчал, явно раздумывая, а после выпалил: – Проклятие! Скажу, как чувствовал, но заведомо говорю, что склоняю голову перед Создателем этого мира. В общем, я ощутил себя тем самым сияющим в пустоте, крупицей льда в бесконечном Мироздании. И это такая мощь! Такая силища! И будь я проклят, если не скажу со всей уверенностью, что не окажись я скован льдом, то меня разорвало бы от того, что бурлило внутри в ту самую минут! Вот. – Элькос закончил и снова упал на стул.

Ошеломленная его словами, я осторожно спросила, перейдя на родной язык:

– То есть… вы хотите сказать, что почувствовали себя… Белым Духом?

– Нет же! – воскликнул маг и, тут же накрыв рот ладонью, посмотрел на колыбель, а затем продолжил уже тише: – Нет, Шанни, вы и поняли, и не поняли меня. Я не почувствовал себя равным Белому Духу, но ощутил поток столь небывалой мощи, что мог бы и не снести его, как простой смертный, если бы не это странное ледяное оцепенение, вдруг охватившее меня. Мне кажется, я даже был вне сознания, потому что потерял счет времени. Мне казалось, что прошло не более нескольких минут, но миновало два с лишним часа. Я просто сел напротив входа в пещеру, оголил восприятие и… очнулся в той же позе и на том же месте. Ошеломленный, сраженный, потрясенный своими ощущениями. Затем поднялся на ноги и поспешил сюда, опасаясь, что государь уже вернулся и я задерживаю наш отъезд.

– Хм…

Я неопределенно хмыкнула и сжала пальцами подбородок. Что ответить магу, я не знала.

– И что скажете, дорогая моя девочка? – словно не желая мириться с моими мыслями, спросил хамче.

– Мне нечего ответить, друг мой, – пожала я плечами. – Ваше стремление проверить свои ощущения мне понятно, но в остальном… Имеет ли это вообще какой-то смысл? А если и имеет, то… – я невольно усмехнулась и закончила: – На всё воля Отца.

Я и вправду понимала, почему магистр решился подойти к пещере со святилищем, хоть и знал, что этого не одобрит не только Ашит, но и Танияр, да и любой, кто был верен душой Создателю. Туда из праздного любопытства не наведывались, иначе озеро в Курменае было бы покрыто льдом. Однако по какой-то причине место, где можно было бы обратиться к Белому Духу, оказалось скрыто на священных землях.

И дело было в том, что Элькос почувствовал появление Белого Духа в момент моих родов. Магистр даже увидел его в некотором роде. Не так, как я. И не слышал, как Создатель звал меня, а после повторил имя моего сына, данное его отцом. Но вернусь на три дня назад, чтобы уж рассказать более подробно.

– Что… Что это было? Что я сейчас почувствовал?!

Именно так воскликнул наш дорогой хамче, когда мама, отложив хот, наконец подошла к Танияру, чтобы заняться тем, чего я от нее ожидала изначально. Элькос порывисто вскочил на ноги, позабыв, что я всё еще прижимаюсь к нему. Я с возмущенным вскриком полетела на пол, а магистр, раскинув руки, жадно и глубоко дышал, совсем не обратив внимания на то, что сотворил.

– Что это? – повторил маг.

– Помощник, – с неприкрытой иронией усмехнулась шаманка и, забрав из рук дайна сына, унесла его к тазу с теплой водой.

Танияр проводил ее взглядом, после придвинулся ко мне и, склонившись, спросил:

– Как ты, жизнь моя?

Но вместо ответа на его вопрос я, приподнявшись на локте,