зазвонили колокола. Прежде я всегда воспринимал их голос знаком радостного праздника, а сейчас подумал, что он возвещает о приближении большой беды. Колокольный перезвон казался криком из прошлого, напоминавшим миру, что пределы человеческих возможностей и благоразумия проявляются не в плавном течении повседневной жизни, но под мгновенным бешеным натиском катастрофы.

Чинта коснулась моего локтя.

– Нам повезло, – прошептала она, увлекая меня к круглому нефу. – Обычно центральная часть храма огорожена шнурами, ее открывают только 21 ноября, когда тысячи людей собираются на праздник Пресвятой Богородицы Доброго Здравия. Лишь тогда прихожанам дозволено ступить в средокрестие собора, которое я считаю пупом земли. – Чинта показала на мозаичный пол, где виньетка из роз окружала надпись на латыни, и тихо проговорила: – Всякий раз, как разуверишься в будущем, дорогой, вспомни эти слова: Unde origo inde salus – “Где начало, там и спасение”[63].

Высокая вода

Мы вышли из собора, и Чинта сказала:

– Раз уж мы здесь, я хочу показать тебе еще кое-что, нечто современное. Ты должен это увидеть.

Свернув направо, мы пересекли неширокую площадь и вышли к узкому проходу вдоль одноэтажного здания в свежей покраске.

– Это старая таможня, построенная примерно в то же время, что и собор, – пояснила Чинта. – В моем детстве она помнилась развалюхой. Однако не так давно здание отреставрировал японский архитектор, и теперь здесь еще одна из бесчисленных художественных галерей. Давай зайдем, я слышала, сейчас там интересная выставка современного искусства.

Проулок внезапно закончился остроконечным мысом.

– Punta della Dogana, Таможенная Стрелка, – сказала Чинта. – Видишь, здесь сходятся две главные венецианские магистрали – Большой канал и канал Джудекка.

Прямо впереди представал потрясающий вид на площадь Святого Марка и лагуну.

– Пойдем, а то выставка скоро закроется.

Мы вошли в зал в театральной подсветке. Экспозиция состояла из каких-то довольно скучных инсталляций, которыми публика пренебрегла ради произведения, выставленного в дальнем конце галереи.

Нам не сразу удалось протиснуться сквозь толпу, сгрудившуюся возле экспоната. Перед нами был ярко освещенный продолговатый резервуар с водой, наподобие большого аквариума, в котором переплелись длинные штуковины в виде щупальцев, покрытых мелкой металлической чешуей яркой, режущей глаз расцветки. Зрителям предлагали пообщаться с объектом, коснувшись его или бултыхнув воду, и тогда щупальца, расплетясь, вздымались, обретая иную форму. Искусно выставленный свет создавал впечатление, будто извивающееся нечто и впрямь оживает.

Зрелище нас захватило; Чинта глянула в каталог и усмехнулась:

– Надо же, старый знакомец!

– Автор?

– Нет, сам объект – чудище. – Она показала название композиции: – Il mostro di Punta della Dogana, Чудовище Таможенной Стрелки.

Статья в каталоге поясняла, что на создание сего произведения художника вдохновила легенда о монстре, обитающем в глубинах возле мыса.

– Там, где мы только что были?

– Да. – Чинта рассмеялась и потянула меня за рукав: – Давай вернемся, вдруг тварь всплывет?

Мы вышли из галереи и встали у места слияния двух каналов. Было время прилива, вода плескалась в паре дюймов от наших ног.

– За столетия накопилась уйма свидетельств тех, кто видел чудище в разных частях лагуны, – рассказывала Чинта. – Кое-кто утверждал, что в этих водах поселилось целое семейство гигантских кальмаров. Последний раз чудище появлялось в тридцатых годах прошлого века, два рыбака клятвенно заверяли о встрече с ним на Таможенной Стрелке. Вот так возникла легенда о его здешнем логове.

Чинта окунула носок туфли в воду и одарила меня лукавой улыбкой.

– Как ты считаешь, это место, где столь оживленное движение, подошло бы чудищу? – Она показала на вапоретто, с рокотом проносившиеся мимо нас. – Нет, это байка для туристов, il mostro в жизни не согласилось бы на такие апартаменты. – В глазах ее вспыхнул озорной огонек. – Еще в детстве я знала точно, что чудище живет в другой части города. Знаешь, его видел мой дядя. – Чинта хлопнула меня по плечу и подмигнула. – Идем, об этом я расскажу по дороге, а затем покажу тебе истинных монстров.

Судя по горящему взгляду, она завелась, и я понял, что спорить бесполезно.

Дед Чинты по отцовской линии был рыбаком. Хоть оба его сына не пошли по стопам родителя, рыбалку они любили, особенно Руджеро, дядюшка Чинты, который частенько отправлялся попытать счастья на Фундаменте Нове – километровой набережной, протянувшейся по северо-восточному краю города. Удаленная от главных улиц и площадей, и по сей день она остается наименее посещаемой частью Венеции, а в двадцатых годах прошлого века была темным безлюдным районом с обветшалыми причалами, весьма сподручными для ловли кальмаров и моллюсков, которые, привлеченные светом фонаря, сами заплывали в сеть.

Однажды вечером юный дядя Руджеро отбыл на промысел с недавним семейным приобретением – дорогим газовым фонарем, без спросу взятым в надежде, что яркое светило обеспечит хорошим уловом.

И он не ошибся: на газовый свет кальмары с моллюсками валили валом, в рекордное время наполнив бадью. Руджеро в последний раз забросил сеть, и тут вдруг что-то выдернуло ее у него из рук. Парень ждал, когда сеть, снабженная деревянной рукоятью, всплывет, но она не появлялась, словно ее уволокло какое-то большое и сильное существо.

Что за ерунда?

Руджеро повесил фонарь на сваю и, улегшись на причал, всмотрелся в воду, полагая, что снасть зацепилась за корягу, но увидел два сияющих маленьких круга, из глубины отражавших свет, точно кошачьи глаза. Потом они стали увеличиваться, словно всплывая к поверхности.

Этого хватило, чтобы Руджеро пустился наутек, забыв про фонарь и улов. Он отбежал недалеко, когда его нагнали всплеск и шипенье. Оглянувшись, юный рыбак на миг увидел в воде тусклое пятно фонаря, кем-то сорванного с крючка и утянутого на глубину.

– Конечно, я узнала эту историю много-много лет спустя, – сказала Чинта, – и она меня, маленькую, заворожила, мне до страсти мечталось увидеть тварь. Иногда мы с подружками, вооруженные фонарями и лампами, приходили на то самое место.

– И что?

– Ни разу ничего не увидели. К тому времени повсюду было электрическое освещение. Народ говорил, что яркий свет отпугнул чудище.

Рассказ этот подавался урывками, ибо шагали мы узкими, полными прохожих улочками, где было невозможно держаться рядом. Кроме того, нам поминутно встречались знакомые Чинты, с которыми она, представив меня, пускалась в беседу, что изрядно тормозило повествование.

Продвигались мы очень медленно, и набережная Фундаменте Нове показалась вдали, когда солнце уже село. Мы очутились в квартале похожих на тоннели проулков и покосившихся домиков, с виду заброшенных и необитаемых. Хватило и взгляда, чтобы понять: некогда здесь проживал рабочий класс.

Внезапно свернув в сторону, Чинта остановилась перед маленьким двухэтажным домом, скособочившимся под опасным углом.