– Во-первых, – скромно ответила Джун, – мы на разных работах. Эмма и Стюарт – замечательная команда сыщиков, а я всего лишь базовый функционер. Я только слежу за контрольными экранами в центре видеонаблюдения и сообщаю о мелких нарушениях.

– Тем не менее это же к тебе идут, когда нужно размотать ниточку с камерами, – вмешалась Эмма. – Ты всегда преуменьшаешь свои заслуги…

Джун рассмеялась.

– В лучшем случае я сообщаю о попавшем в аварию велосипедисте, в худшем о мелкой стычке на выходе из паба! Ничего увлекательного.

– Я согласен с Эммой. Вы себя недооцениваете, Джун. Видео – искусство, лучше всего освещающее наше общество.

– Уинстон, или вы слишком любезны, или слишком много выпили. Я работаю в центре видеонаблюдения. Это шпионаж в целях безопасности, а не искусство!

– Однако… – вставил Найджел. – Можно порой увидеть занятные вещи…

– А, – воскликнул Уинстон, – я так и думал!

– Призраков, например, – сказала Эмма с подвыванием в стиле Хэллоуина, выставив перед собой скрюченные пальцы, как когти. – Фигуры, которые перемещаются под снегом с опасной гибкостью большого хищника и исчезают, не оставив следа.

Найджел кивнул. Он чертил ложечкой круги на остатках крема в своей тарелке.

– Легко теперь смеяться, – заметил он, – но когда имеешь дело с такими вещами…

– Мой дорогой Стюарт, – загорелся Уинстон, – вы меня заинтриговали, мне не терпится узнать продолжение.

И Найджел рассказал о деле Биглет, от обнаружения безжизненной жертвы до провала их расследования, упомянув о пенджабских тиграх и обо всех их догадках, которые уперлись в тупик. Не забыл он и о выдумках маленького Хана, уверенного, что хищник был духом умершей королевы.

– Ну вот, и тут еще одна точка соприкосновения с Джун, – сказала Эмма, взяв подругу за руку. – Мы с ней обе видели этого тигра-призрака на экране в центре видеонаблюдения, бр-р-р…

– Можешь еще добавить, что мы нашли волосок из его усов на месте преступления! – буркнул Найджел. – Сертифицированный в лаборатории к тому же! Это самое тухлое дело, какое мы когда-либо вели!

При виде его сердитой физиономии весь стол грохнул смехом.

– Лично я скорее соглашусь с теорией юноши, – заявил Уинстон. – Если вы дадите мне минутку, я хотел бы продемонстрировать…

Жених встал, оттолкнув стул. Он был высоким, пышные рыжие усы с загнутыми кончиками и завитая прядь волос на лбу придавали ему весьма аристократический вид. С бесспорной представительностью носил он килт в синюю и зеленую клетку. Несмотря на очень наполненный день, лодки, прогулки, любезности и расшаркивания, выглядел Уинстон по-прежнему одетым с иголочки, а пиджак – будто только что от портного. Эмма, никогда не скрывавшая своих склонностей мидинетки[24], пребывала в восхищении, ослепленная его великолепием.

Он прошел к гирлянде разноцветных лампочек под навесом.

– Мы все согласны, – начал он, – что время может быть представлено в форме вектора, простой линии, которую можно разделить на равные интервалы, по выбору – секунды, минуты, часы, дни, недели или века…

Он взял в правую руку салфетку.

– Предположим, что каждый из этих разноцветных светящихся шариков представляет собой интервал не в неделю, но в двенадцать дней и у этой гирлянды нет конца: с одной стороны она выходит из тьмы прошлого, с другой теряется в невидимом будущем…

Эмма впитывала каждое его слово, раскрыв рот, подбородок в ладонях, локти на столе, и не обращала внимания на тычки, которые давала ей Джун, чтобы вернуть ее к действительности.

Уинстон выкрутил одну лампочку при помощи салфетки, чтобы не обжечься, и положил ее на стул.

– Выкрутив эту лампочку, я убрал один интервал в двенадцать дней. Заметьте, что этот интервал как таковой остался в гирлянде. Он просто погружен во тьму. Мы согласны?

Все за столом кивнули более или менее энергично, в зависимости от количества выпитого.

– …Предположим, что эти двенадцать дней, прошедшие со смерти королевы до ее королевских похорон, принадлежат другому времени, не нашему, времени королей и королев из легенд, которые дружили с волшебниками и феями. В этом времени живут и вольготно себя чувствуют существа, не имеющие ни веса, ни плотности, которых мы называем по выбору духами, привидениями или призраками.

– Вот видишь, – шепнула Эмма на ухо Джун, – я же тебе говорила, что он совершенно двинутый. Я его обожаю…

– Чтобы явить их, – продолжал Уинстон, – нужны желание, обстоятельство, контакт, средство.

Уинстон подошел ближе, подняв погасшую лампочку как вещественное доказательство.

– Всё это сделал маленький Хан. Он обратился непосредственно к духу, располагающему всеми атрибутами могущества и, главное, облеченному властью вершить правосудие… Вот его желание: положить конец ужасу, который внушает ему миссис Биглет, злая квартирная хозяйка. Обстоятельство мы все знаем – это смерть королевы. Контакт – это пластмассовая фигурка, которая у него есть. Наконец, средство – это его молитва. Что может быть сильнее наивного и убедительного пыла самого хрупкого из всех человеческих существ – маленького ребенка? Вот, стало быть, что произошло. И это показало блестящее расследование, которое вы провели, мой дорогой Стюарт, вместе с Эммой и Джун.

Почему, черт побери, вы сетуете на выводы? Лично я нахожу их абсолютно логичными. Вызванная маленьким Ханом, проснулась очень древняя душа, воспользовавшись этим периодом королевского траура, благоприятствующим духам. Это не душа усопшей королевы, нет, это душа самой монархии, уходящей корнями в глубь времен, куда раньше династии Виндзоров. В короткий период междуцарствия, когда еще не произошла передача власти, она проникла в телесную оболочку убежавшего из зоопарка тигра. Мы все знаем, что тигр – животное в высшей степени аристократическое, внушающее страх своей мощью, не имеющей равных. Он до сих пор остается эмблемой древней Индийской империи.

Тигр умеет прыгать и плавать. Его сила и ловкость феноменальны. Он может перепрыгнуть через ограду и нырнуть в канал. Призрак же действует, не оставляя ни следов, ни отпечатков. Вот как я объясняю тот парадокс, что гостиная миссис Биглет была разорена и никто ничего не видел и не слышал. Кстати, этот дух-тигр, которого вы угадали на камерах наблюдения, был тигрицей, белой тигрицей…

Эта тигрица проникла к миссис Биглет, чтобы свершить правосудие, нагнать на нее страху и призвать к более человеческим чувствам…

Найджел подумал про себя, что односолодовый виски, выдержанный в бочке, оказывает странное побочное действие на потребляющих его местных уроженцев. Эмма же всецело поверила демонстрации. Она встала и зааплодировала Уинстону изо всех сил, а потом бросилась ему на шею так пылко, что он выронил цветную лампочку.