– Не знаю, она переоделась, когда я видел ее в последний раз.

– Если вы представите ее сейчас перед собой, на ней будет платье или джинсы? Пальто или куртка? Ботинки, кроссовки или балетки?

– Не знаю. Я как-то об этом не думал, – сконфуженно признался Элиот.

– А вы постарайтесь.

– Скорее джинсы, наверно. Будь она здесь, она бы понравилась мне в любой одежде.

– А если бы вы захотели подарить ей, ну, не знаю, какой– нибудь аксессуар, что бы это было? Пояс? Шарф? Сумочка? Браслет? Сережки?

– Я не знаю, – пробормотал Элиот.

Он всерьез запаниковал. С Мэдди всё было так сложно. Она смотрела на него лукаво, ожидая ответа, который он не способен был дать.

– Наверно, я бы ничего ей не подарил. Просто взял бы ее за руку, смотрел на нее, мы пошли бы гулять…

Элиот говорил серьезно, почти печально. Он думал не о Сэм, а о ее отсутствии, о пустоте, которую она оставила в нем, уходя, – он так и не привык к этой пустоте и каждый раз ощущал ее в груди, вспоминая ее красивую фигурку, скрывшуюся в коридорах метро.

– Вы правы, Элиот. Я, наверно, старомодна. О, смотрите, это великолепно!

Она показывала на кружева платья, надетого на манекен в экстравагантном парике.

– Это один из туалетов Марисы Беренсон, непосредственно вдохновленный картиной Томаса Гейнсборо. Когда фильм вышел, Милена, художница по костюмам, получила «Оскара» за лучшие костюмы в Голливуде. Она была невероятно талантлива. Какое чудо! Всё из натурального шелка. Посмотрите, какие линии ткани, какой элегантный покрой! Я всегда немного жалела, что работала в этом фильме только с мужскими костюмами.

Элиот невольно улыбнулся. Было трогательно видеть простодушный восторг старушки.

– Одежда – это целый мир, Элиот! Даже народы, которые живут якобы нагими, всё равно украшают тело и прическу. Я вам наскучила?

– Ничего подобного, Мэдди. Мне повезло увидеть всё это вашими глазами.

– Вы не смеетесь надо мной?

Она отчего-то утратила уверенность, легкий надлом слышался в голосе, Элиот вдруг осознал это и удивился, что ее может беспокоить его мнение.

– Я серьезно. Я правда так думаю.

Она поглаживала кончиками пальцев края своей шали.

– У меня было много возлюбленных, и я всегда хранила что-нибудь на память о них. Знаете, приятно получить от любимого человека что-то, что можно носить на себе. Подумайте об этом для Сэм.

Элиот засунул руки в карманы парки.

– Всё равно я даже не знаю, где она живет.

– Зато я знаю. Идемте, досмотрим выставку.

В последовавшие за этим недели Элиот написал добрых два десятка писем и исчеркал полдюжины конвертов.

Всё ему не нравилось. Сэм ушла после их ссоры в метро, в которой за ним, к сожалению, осталось последнее слово. Как обратиться к ней? Он пробовал разные формулировки: «Дорогая Саманта»; «Хелло», «Сэм»; «Здравствуй, Сэм»; «Сэм» или самый простой и самый радикальный вариант: «Привет!»

Миновав этот риф, надо было еще решить, с чего начать, зная, что предложить ей свидание, когда она живет за двенадцать тысяч километров, будет нелегко. Даже если он станет каждый день мыть посуду у Тома, ему понадобится несколько месяцев, чтобы заплатить за билеты и хотя бы короткое пребывание там, сильно рискуя по приезде получить отпор. Тут было над чем подумать.

Вся эта исчерканная бумага кончала жизнь в мусорном ведре, смятая или разорванная – под настроение.

Думал он и о том, чтобы послать ей подарок, как советовала Мэдди, – что-нибудь, что можно носить. Но что? Бусы? Браслет? Сережки? Шарфик? Это была настоящая головоломка и, вероятно, лучший способ выставить себя на посмешище.

Мэдди между тем продолжала регулярно переписываться с Сэм. Девушка чувствовала себя всё лучше, перспектива вернуться в Париж ее вдохновляла, она нашла подходящий факультет и готовилась к поступлению, взяв множество книг в библиотеке. Мэдди еще не решалась упоминать в письмах об Элиоте, она написала только, что познакомилась с молодым человеком, который ходит с ней на выставки и так любезен, что оказывает время от времени услуги. Однако Сэм, со своей стороны, поведала ей обстоятельства встречи с Элиотом, и Мэдди начала думать, что девушка к нему неравнодушна.

Сэм написала и Нур, чтобы узнать, как поживает маленький Хан. Она была очень рада узнать, что миссис Биглет теперь считает их своей семьей, – это сильно облегчило им жизнь.

Во время очередной посадки самолета в Южной Африке Саманту навестила Катрин Стириделос, и Ричард с Дианой, которым Сэм рассказала о своем спасении в аэропорту, уговорили стюардессу остаться на обед.

– А этот мальчик, – шепнула ей Кэти наедине, прощаясь, – ну, тот, о котором ты говорила мне в Лондоне? Ты всё еще влюблена в него?

Сэм утвердительно кивнула. Они обнялись в дверях, и девушка долго смотрела вслед такси, увозившему Кэти как последнего свидетеля ее любовной истории.

В первые выходные июля Стюарт Найджел был приглашен на свадьбу своей коллеги Эммы Гарди с неким Уинстоном Маккалхауном. Как и Джун Тадски, лучшая подруга Эммы, Найджел был свидетелем невесты. Церемония состоялась в шотландской деревне Ласс, в церкви Святого Кессога, на берегу озера Ломонд.

Уинстон был в килте и приталенном пиджаке с серебряными пуговицами; Эмма в длинном платье и клетчатой шали. Они вышли из церкви под дождем из риса, впереди шли четыре музыканта с волынками. Всех гостей пригласили на прогулку на лодках. Потом настал черед свадебного пира, накрытого под навесом на большой лужайке, полого спускающейся к озеру. Аперитив подали под разноцветными гирляндами, натянутыми между деревьями. Уинстон произнес памятный тост, заявив, что воспылал любовью к идеальной женщине, сравнимой пышной красотой с моделями Рубенса, а таинственностью превосходящей Джоконду.

Найджел и Джун сидели за столом новобрачных. Разговор шел обо всём на свете. Живо перескакивая с одного предмета на другой, Уинстон принялся посвящать публику в тайны некой комиссии, в которой он, оказывается, работал юристом, заключающей крупные сделки с европейскими странами.

– Так всё запущено, поверьте мне, и просвета не видно. Но это довольно увлекательный спорт. Правила придумываются по ходу одновременно с противником, и я думаю, что мы, шотландцы, всегда чуть впереди в таких играх. А вы? – спросил он, повернувшись к Джун. – Я уже знаю, что вы пили вдвоем с Эммой, когда мы с ней впервые встретились, что вы ее лучшая подруга, ее свидетель, ее коллега в полиции и поете как богиня. Неужели всё это совместимо?

– Мне надо вычеркнуть один из пунктов или я могу сохранить их все?

– Дорогая, ни в коем случае не вычеркивайте ни одного и даже добавьте! Не стесняйтесь, расскажите о себе подробнее, я не могу себе простить, что пренебрег вами в тот памятный вечер. Если бы я знал, что в вас соединились все эти качества вкупе с теми, о которых мне еще неведомо, я бы бросился к вашим ногам, чтобы вы просили за меня мою героиню.