— Наверное, наглостью.

— Нет, — сказала Ия, — этот швейцар просто боится Юренева.

— Такие никого не боятся.

— Нет, ты не знаешь…

Ия задумалась:

— Если будешь сегодня гонять швейцара, помни, он, конечно, нагл, но уже не молод.

— Обещаю.

Мы шли, вдруг останавливаясь, чтобы поцеловаться. Вверху, пусть на пустой, но улице, это пришлось оставить, зато мы прибавили шаг.

Швейцар на входе в гостиницу стоял все тот же — мордастый, тяжелый. Он взглянул на нас подозрительно, но, узнав Ию, впустил.

— Ты обедала?

— Нет.

— Может, зайдем в ресторан?

Ия энергично затрясла головой.

— Ладно, я закажу что-нибудь в номер, — сказал я. — Ты вот не знаешь, а я здесь живу на положении иностранца.

— Я знаю.

Мы засмеялись.

Нас все веселило.

Еще утром я думал об Ие с обидой и болью, сейчас все куда-то ушло… Куда? В прошлое?.. Не знаю… Честно говоря, там, в прошлом, отнюдь не всегда все было плохо…

На этаже дежурила новенькая — бант в волосах, юбка до колен, блудливый опытный взгляд. Выдавая ключ, она взглянула на меня понимающе, хорошо еще, не стала подмигивать.

Мы вошли.

Номер был пуст. Что-то грустное почудилось мне в непременном графине с водой, в казенной тумбочке, пусть и не самой худшей работы. Дымом почти не пахло, но Ия повела носом.

— Это с ночи, — пояснил я.

— Дай мне сигарету, — улыбнулась Ия, — и позвони Славке.

Прикурив, будто привыкая, не торопясь, Ия обошла комнату, что-то там переставила на столе, открыла окно пошире. Она обживала комнату, понял я, номер уже не казался чужим, он был нашим. Даже графин с водой вдруг пустил стаю разноцветных зайчиков.

Не спуская глаз с Ии — не дай Бог уйдет! — я набрал номер редакции.

— Хвощинский? — Славка растерялся. Он не ждал моего звонка. — Чего тебе? Вечно ты не ко времени.

— Я фотографии тебе оставлял.

— Ну?

— Вот и хочу знать.

— Обязательно по телефону? — спросил Славка опасливо.

— Почему нет? Чего ты там маешься?

— Взял бы да сам зашел… Или, погоди… — Он засопел еще гуще. — Нет, лучше не заходи…

— Ну, хватит, — я начал терять терпение. — Ты посмотрел фотографии?

— Ну?

— Настоящие? Подделка?

— Хвощинский, — Славка затосковал, он был в полном отчаянии. — Ведь специальные службы есть, почему отдуваться должен я?

— Что значит отдуваться?

— А вот то самое! — неожиданно рассвирепел пугливый фотокор. — Я эти штуки показал специалистам. Это же не игрушки, на них изображены известные люди, сам должен понимать. А меня там трясли три часа, дескать, где другие фотографии? Всю душу вытрясли. Теперь сам звони!

— Я тебе это позволял? — теперь рассвирепел я. — Выкладывай напрямик: настоящие или подделка?

Ия стояла у окна, неторопливо пускала замысловатые колечки дыма и слышала каждое наше слово.

— Настоящие, — выдавил, наконец, Славка.

— Как можно такое сделать?

— Не знаю. Спроси Юренева.

— Я тебя спрашиваю. Мастер!

— Откуда мне знать?.. Вот ведь хотел уехать, командировку обещали… Один в Сингапур летит, другой в Канаду, а я дальше Искитима никуда не ездил… — Прервав жалобы, Славка быстро сказал: — Там на этих фотографиях есть детали, которые невозможно режиссировать. Понимаешь? Подлинные фотографии, подлинные! Не знаю, как можно такое сделать, но подлинные фотографии, Хвощинский.

Совсем растерявшись, Славка повесил трубку.

Ия рассмеялась.

— Ты все слышала?

— Конечно. Он так кричал.

— В госбезопасность он, что ли, снес фотографии?

— Неважно. Дай мне трубку.

Не знаю, куда Ия звонила, я старался не глядеть, какой номер она набирает. Но там, куда Ия звонила, ее слушали внимательно. У меня сложилось такое впечатление, что фотографии давно уже находятся у тех служб, что трясли несчастного Славку.

Впрочем, мне было все равно.

Я смотрел, какое на Ие узкое платье.

Как она его надевает?

А Ия говорила в трубку: «Эффект… Да, да, эффект второго порядка…» И еще: «Хвощинского не тревожить…» И еще, прикрыв трубку ладонью, не в трубку, а мне: «Куда там мастер Славка хотел в командировку поехать?»

Я хмыкнул:

— В Сингапур. Или в Новую Зеландию.

Мне безумно хотелось обнять Ию, но она, укорив меня взглядом, сказала в трубку:

— Хвощинский говорит, в Сингапур или в Новую Зеландию. Впрочем, это далеко. Пусть съездит в Ленинград. Если он мастер, Новая Голландия его ничуть не разочарует.

И повесила трубку.

— Кажется, Славке пошла пруха, — сказал я.

— Не думаю. Мы замолчали.

Ия странно смотрела на меня.

Ее синие глаза потемнели.

— Это платье… — спросил я. — Ты сама его вязала?

— Сама.

— Оно мне нравится…

В темнеющих глазах Ии стояло обещание:

— Хочешь, завтра я приду в нем же?

— Хочу… — В горле у меня пересохло. — Как оно снимается?..

Глаза Ии были полны тревоги, но и понимания, колебаний, но и нежности. Она действительно колебалась.

Но это не длилось долго.

Она решительно повернулась спиной:

— Видишь, какая длинная молния?..

Я целовал ее плечи — гладкие, круглые, поддающиеся под губами, ее нежную ровную шею, на которой когда-то начинали угадываться будущие морщинки, от них сейчас следа не осталось. Я задыхался:

— Ты, наверное, все можешь?

— Не все, — шепнула она.

Платье сползло с нее, как змеиная кожа.

Ия сама оказалась гибкой, как змея.

Мы задыхались, мы забыли обо всем, и в этот момент грянул телефон — пронзительно, настойчиво, нудно.

Я не отпустил Ию. Пусть телефон верещит. Я сейчас дотянусь и разобью аппарат ногой.

— Не надо. Возьми.

Тяжело дыша, я дотянулся до трубки.

— Хвощинский! Какого черта? — Юренев был явно взбешен. — Почему эти фотографии прошли мимо наших спецслужб?

— Наверное, потому, что я не имею к вашим спецслужбам никакого отношения, — холодно ответил я.