На следующий день она была спокойна и сосредоточенна. Еще раз сверилась с календарем. Ошибки быть не могло. Это должно свершиться именно сегодня… Оставалось только уповать на себя. Потому что больше надеяться было не на кого…

Герман Силантьев смотрел на него исподлобья. Дружелюбным этот взгляд точно назвать было нельзя. И еще в его взгляде сквозила растерянность, словно он не ожидал этого повторного визита. Марьянов смотрел то на него, то на Павла.

– Вчера вы сказали, что залезли на ту дачу по ошибке? Так?

– Ну!

– Слушайте, Герман Валентинович! – вмешался Марьянов. – Ведите себя на допросе прилично. А то… – Он не договорил.

– Вы полезли туда в то время, когда на дачах еще есть народ. Это же не поздняя осень, в конце концов. Меры предосторожности не помешали бы. Что вы на это скажете?

– Жрать хотел.

– Жрать? У вас на руке часы не из дешевых. Хотели бы жрать, заложили бы их… Разве не так? Объясните поподробнее причины.

– Других нет. – При этом Силантьев возвысил голос.

– Неубедительно. – Павел покачал головой. – Очень неубедительно. Скажите, что вы делали в городе Усть-Вычегонске? – И Рудягин назвал конкретную дату.

Глаза Силантьева забегали, и Павел понял, что попал в точку.

– Советую рассказать все как есть. Чистосердечное раскаяние и сотрудничество со следствием будут учтены при определении меры наказания.

– Не был я там.

– Советую хорошо подумать.

С минуту-другую Силантьев колебался.

– Нет. Вы, начальник, меня с кем-то путаете.

– Вряд ли. Вами и вашим напарником, который еще гуляет на свободе по чистому недоразумению, было совершено нападение на Данилу Соболевского. Нападение и преследование со стрельбой.

Силантьев молчал.

– Вам есть что сказать по этому поводу?

– Да не молчи ты! – прикрикнул Марьянов. – Все равно сядешь! Так хоть срок себе скосишь.

– Ничего не знаю. И нигде не был.

– Подумайте, – сказал Павел, вставая со стула. – Играть в молчанку не советую. Будет только хуже.

Когда они вышли в коридор, Марьянов посмотрел на него.

– Чего творится-то, а? Неспроста этот злоумышленник объявился. И что он на даче делал?

– Это пусть он и расскажет поподробнее.

– А ты что думаешь?

– Есть версия. Но ее еще надо перепроверить… – Пока Рудягин не хотел делиться своими соображениями по этому делу. Нужно было все еще тщательно выстроить. Иначе можно ошибиться… Но в том, что именно Силантьев был в Усть-Вычегонске при нападении на Данилу, сомнений не было. Ведь тот сам опознал своего преследователя…

* * *

Остался еще один визит – к даме в шляпе с большим цветком и с накрашенными глазами. Что она сказала, а что утаила – это предстояло выяснить…

Она сидела на веранде, кутаясь в плед, и смотрела, как он приближается к ней по тропинке. Синие и белые астры уже поникли в пожелтевшей траве. Тропинка к дому была с двух сторон усыпана золотистыми листьями, побуревшими от влаги. Дама смотрела на него строго, почти сурово. На ней опять была шляпа, только не черного цвета, а ярко-красного. Павел вспомнил, что ему говорил Марьянов – шляп у нее много…

– Добрый вечер! – сказал он.

– Добрый!

– Как вы?

– Хорошо. Как ваши дела? – протянула она несколько капризным тоном.

– Неплохо. Вот… пришел к вам.

– Я вижу. – В голосе слышалась легкая ирония…

– Мне кажется, Лидия Васильевна, что вы мне не все рассказали в прошлый раз…

Она театрально взмахнула рукой.

– Почему вы так думаете? – На этот раз в ее голосе, Рудягин не мог ошибиться, прозвенел страх.

– Просто сопоставил некоторые факты. Я могу присесть?

– Ах да! Но здесь уже холодно, давайте зайдем в дом. Там тепло…

Дома она провела его на веранду и уставилась на него.

– Так что вы хотели мне сказать?

– Это я предлагаю вам рассказать все как есть. Без утайки. Вы скрыли важную информацию.

Она перебила его:

– С чего вы это решили?

– Здесь важны два момента. Первый – это информация моих коллег о вашей наблюдательности. И второй момент – ваша фраза: «Зачем я ему, старая развалина, ведь около него вьется много молодых». Эта фраза не могла родиться у вас спонтанно. Вы что-то видели или слышали. И сейчас самое время рассказать об этом без утайки. Иначе вы отказываетесь сотрудничать со следствием, а это уже статья уголовного кодекса.

– Ах, боже мой! Только не пугайте меня законами. Не надо этого, прошу вас.

– Я понимаю… Но рассказать все, как есть, в ваших интересах.

Она молчала.

– Я ведь могу и ошибиться…

– Вряд ли. Но я вас слушаю.

Лидия Васильевна кусала бескровные губы, словно борясь сама с собой или решая в уме сложную задачу.

– Ну хорошо. Могу сказать только то, что знаю… Я видела, что к Арсению Николаевичу приезжала одна девица. Когда я увидела это, то, с одной стороны, была удивлена, с другой – мне стало противно. Да-да, противно… мне стало понятно, почему он пренебрегал мной. У него склонность к этим молоденьким девицам, готовым на все. А просто остановиться и поговорить со своей соседкой у него не было желания. Разве можно себя так вести и считаться приличным человеком?

– И кто же к нему приехал?

– Девушка лет двадцати с небольшим. Она приехала к нему в сумерках…

– И тогда вам пришла в голову мысль пойти к соседу с шарлоткой. Так?

Она кивнула. Сейчас Лидия Васильевна выглядела почти жалкой. Растерянной. Но Паша понимал, что, если он сейчас не дожмет ее, потом все будет сложнее. Она замкнется, и разговорить ее будет трудно.

– И что вы увидели?

– Я увидела его. А потом из комнаты выглянула девушка. Он был раздосадован ее появлением, я это видела по его лицу… От шарлотки он на самом деле отказался. Причем довольно грубо… Я этого от него не ожидала… – Лидия Васильевна замолчала.

– Вы ушли. А потом?

– Потом? – встрепенулась она.

– Да. Что было потом? – Паша каким-то шестым чувством понимал, что об этом Лидия Васильевна постарается умолчать.

– Я ушла к себе…