Когда Лавров увидел, кому отдал приказ Али Фазрат, то с трудом смог скрыть свое изумление: это был Ден Мюллер, дровосек из Сан-Карлос-де-Барилоче. Но что это был за дровосек! Глаз не оторвать! На нем был кожаный летный шлем, кожаная летная куртка – вытертая, но безупречно чистая. Черные брюки-галифе, простроченные серебром по боковому шву. Шею обматывал черный шарф. На ногах – высокие шнурованные ботинки. Словом, Коккинаки аргентинского разлива.

Сам Ден был удивлен не меньше пленника. Увидев Виктора, он вздрогнул и, пытаясь не выдавать своего изумления, протянул руки Анабель, чтобы помочь ей спрыгнуть с борта.

– Прошу вас, сеньорита.

Освобожденные от наручников Кремень и Лавров спрыгнули сами. Перед ними возвышался деревянный дом с покатой крышей и широкой верандой – точная копия «дома Гитлера» из окрестностей Сан-Карлос-де-Барилоче.

«Так вот кто хозяева домика в Аргентине…» – мысленно заключил Виктор.

Двор был вымощен камнем. К нему подходила длинная подъездная аллея, обсаженная тополями, дикорастущий сад, несколько сотен роз смотрели в окна библиотеки, а длинная зеленая лужайка уходила от дома в лес, в спокойную пустоту. Тот, кто строил это жилье, попытался перетащить германские Альпы через Атлантический океан. Старался изо всех сил, и весьма успешно.

Где-то там, в Европе и на Ближнем Востоке, люди погибали, получали увечья, в них вонзались осколки стекла, их разрывало взрывчаткой. Людей избивали, грабили, душили, насиловали, резали им горло, сжигали заживо. Люди голодали, болели, тосковали, мучились от беззакония, террора, гражданских войн – злые, жестокие, трясущиеся в религиозном или националистическом экстазе…

…А в солнечной спокойной Южной Патагонии стояло замечательное летнее утро. Долина была расположена достаточно далеко от города с его шумом и смрадом и отрезана невысокими горами от океанской сырости. Попозже здесь будет жарко, но это будет приятная, утонченная жара для избранных – не такая грубая, как пекло у океана, не такая липкая и противная, как в городе. Эта долина была идеальным местом для жизни славных ветеранов Третьего рейха и отдыха столь же славных бойцов «Аль-Каиды».

У запыленных внедорожников два уже знакомых Лаврову шофера-араба Ахмед аль-Сануси и великан Разан Зайтунех что-то рассказывали друг другу, сопровождая сообщаемое эмоциональными жестами. Оба были молоды, смуглы, напористы и полны жизненных сил. В свой разговор они вкладывали столько мышечной активности, сколько обычный европеец потратил бы, чтобы втащить телевизор на четвертый этаж дома без лифта.

У входа в дом индеец в пончо что-то докладывал Али Фазрату:

– …dos barcos, señor…

Араб слушал мапуче и растирал затекшую в дороге шею. Слушал с той улыбкой, что бывает, когда людям хочется не улыбаться, а заорать во весь голос. Он похлопал индейца по плечу. Тот распахнул рот величиной с пожарное ведро, засмеялся и махнул Осинскому с пленниками приглашающим жестом.

Они поднялись по каменным ступеням, половина больших двойных дверей бесшумно распахнулась. Пол был выложен мозаикой, будто во дворце, а цветные витражи окон напоминали розы готических соборов… Из холла пленники прошли в слабо освещенную комнату не меньше двадцати квадратных метров. Они с удовольствием заметили душ с необходимым наличием больших полотенец и банных халатов.

– Ну, что, Шарапов, – обратился Виктор к Сергею, выходя из душа последним и завязывая пояс халата. – Сейчас бы супчику горячего да с потрошками! А?! Хотел бы ты сейчас супчику горячего да с потрошками?!

– Я бы сейчас, Глеб Егорыч, горячих щей навернул! – в тон ему ответил «Шарапов».

– О чем это вы? – недоуменно спросила Анабель. Завитки волос на ее шее были еще мокрыми, как у сказочной русалки. Остальным волосам девушки было уютно в пышном тюрбане из полотенца. Она подошла к столику, шаркая большими одноразовыми шлепками, и Сергей Кремень уже отодвигал перед ней столик с таким усердием, какого не получить ни от одного официанта. Анабель села, засунула босую ногу под себя и поблагодарила его нежной, восхитительно-ясной улыбкой.

– И почему ты назвал Виктора Глебом Егоровичем? А «шарапов» – это что? Вроде как «шалопай»?

Украинцы от души расхохотались.

– Нет-нет, сеньорита, – поспешил объясниться Кремень. – Это мы говорили голосами двух полицейских из старого фильма.

– А! Это как Madame, je ne mangé pas six jours?

– Что? – в свою очередь хором удивились украинцы.

– Все русские, как только увидят официантку-француженку, сразу же сообщают «Мадам, же не манж пас сис жур!» А с виду и не скажешь, что не ели шесть дней.

Виктор с Сергеем разразились таким хохотом, что в дверном проеме появилась встревоженная голова Олега Осинского с немым вопросом в глазах.

– Вы слышали, господин Осинский? – спросила его Анабель с притворной требовательностью.

– Слышать-то я слышал, вот только ничего не понял, – ответил Олег.

– Мои украинские друзья хотят суп с потрохами.

– Могу предложить суп из морских ежей.

– Дружище, ну сколько можно этот йод хлебать, – возмутился Кремень. – Найди что-нибудь с мясом, что ли?

Минут через десять Осинский прикатил передвижной сервировочный столик с фарфоровыми супницами, стопкой тарелок и ворохом столовых приборов.

– Вот что я могу вам предложить, господа почетные пленники, – Олег приоткрыл крышку одной из супниц. – «Пайла марина» – суп из набора морепродуктов и рыбы, приправленный чесноком, кинзой и луком.

– Это мне! – обрадовалась Анабель.

– Олег, не томи, мясо есть? – Лавров не скрывал, что изнывает от голода.

– Тебе что, араба зарезать? – «подколол» Виктора Кремень.

– Тише ты, охотник за ракушками! – разозлился Осинский. – Арабы-то они арабы, но русский кое-кто понимает… Специально для тебя, Лавров!

Осинский открыл другую крышку, провозглашая, как официант:

– Касуэла – традиционный и самый главный в Чили суп, густой, как соус, из мяса и крупно порезанных овощей!

– О! Картошечка! – воскликнул Кремень с интонациями Косого из фильма «Джентльмены удачи», без спроса открывая огромную металлическую чашеобразную крышку над плоским блюдом.

– Это тебе не картошечка, – наставительно сообщил Осинский. – А «куранто» – специфическое блюдо, приготовляемое в земляной печи. Здесь моллюски, мясо, овощи, ну и картошечка.

– Фигассе! – воскликнул Лавров. – Еще немного, и я попрошу политического убежища в колонии Дигнидад. И причиной будет это самое «куранто».

– Это еще что! Если готовить по-настоящему, – увлеченно добавил Осинский, – то все ингредиенты укладываются на дно ямы, выложенное раскаленными камнями, покрываются мокрыми мешками и присыпаются землей. Но сейчас приготовили в обычной скороварке.

– А передайте-ка мне во-о-он того шашлыка, – попросил Лавров, быстро управившись с тарелкой касуэлы.