Мисс Бенсон, добившись своего, оказалась очень расстроена и стала просить об отмене наказания. Однако на мистера Бенсона ее просьбы произвели меньшее впечатление, чем приведенные ею же ранее аргументы. Он ответил только: «Это надо сделать, и мы это сделаем!»

Выйдя в сад, мистер Бенсон не спеша, словно хотел протянуть подольше время, выбрал и срезал прут с куста ракитника. Затем он вернулся в кухню и, крепко взяв испуганного и заинтригованного мальчугана за руку, отвел его в свой кабинет. Там, поставив его перед собой, он начал читать нотации о необходимости говорить только правду. Мистер Бенсон намеревался закончить тем, что он полагал смыслом любого наказания, а именно словами: «Поскольку ты не способен сам запомнить то, что я сказал, мне придется причинить тебе немного боли. Мне очень жаль, что приходится к этому прибегать». Но прежде чем мистер Бенсон добрался до этого весьма своевременного и желательного заключения, он почувствовал сердечную боль от того, как был испуган ребенок его печальным лицом и горькими словами.

В этот момент в кабинет ворвалась Салли.

— И что же вы такое собрались тут делать с этой отличной розгой, мастер Терстан? — спросила она.

Глаза ее сверкали от гнева в предвкушении ответа — если ей вообще нужен был какой-то ответ.

— Иди к себе, Салли, — ответил мистер Бенсон, смущенный этим неожиданным препятствием.

— И с места не сдвинусь, пока вы не отдадите мне розгу. Сдается мне, вы затеяли что-то неладное.

— Салли, припомни, что сказано: «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его»[12], — строго сказал мистер Бенсон.

— Ох, помню. И еще я помню кое-что другое. Это царь Соломон сказал, а у царя Соломона был сын, царь Ровоам, а о нем сказано во Второй книге Паралипоменона, глава двенадцатая, стих четырнадцатый: «И делал он — то есть этот самый Ровоам, которого отец порол розгой, — зло, потому что не расположил сердца своего к тому, чтобы взыскать Господа». Я не для того читаю Писание каждый день на ночь пятьдесят лет подряд, чтобы меня застал врасплох какой-нибудь диссентер! — объявила она торжествующе. — Пошли, Леонард! — И она протянула ребенку руку, полагая, что одержала победу.

Однако Леонард не двинулся с места и задумчиво посмотрел на мистера Бенсона.

— Пошли! — нетерпеливо повторила Салли.

У мальчика задрожал уголок рта.

— Если вы хотите выпороть меня, дядя, то давайте, — сказал он. — Мне нипочем.

По тому, как Леонард произнес эти слова, нельзя было понять, что он на самом деле думает. Мистер Бенсон махнул рукой и отпустил ребенка, пообещав поговорить с ним в другой раз.

Леонард ушел подавленный в большей степени, чем если бы его все-таки наказали. Салли помедлила еще немного, а потом сказала:

— Это только те, кто без греха, могут бросать камни в бедного ребеночка, да еще срезать хорошие ветки с ракитника, чтобы сделать розгу. А я-то только за господами повторяю, когда называю мать Леонарда миссис Денбай.

Потом она, конечно, пожалела о своих словах. Это было немилосердно по отношению к поверженному противнику, который сам признал поражение. Мистер Бенсон закрыл лицо ладонями и глубоко вздохнул.

Леонард полетел отыскивать маму, словно надеясь найти у нее убежище. Если бы он нашел ее спокойной, он наверняка разразился бы плачем после того, как пережил такое напряжение. Но он увидел, что она стоит на коленях и всхлипывает, и застыл на пороге. Потом он обнял ее за шею и сказал:

— Мамочка, я буду очень хорошо себя вести, обещаю тебе. Я буду говорить только правду, честное слово!

И он сдержал слово.

Мисс Бенсон сердилась на саму себя за то, что меньше других в доме дает волю своей любви к ребенку. Она разговаривала с ним сурово и выказывала твердые принципы. Однако ее суровость скоро исчезала, а принципы не воплощались в поступки. Но она все-таки прочла несколько книг об образовании и воспитании, параллельно с чтением занимаясь вязанием носков для Леонарда. Мне кажется, руки ее при этом были заняты более, чем голова, а ее доброе и честное сердце осталось прежним — лучшее, чем у кого бы то ни было. Мисс Вера выглядела теперь гораздо старше, чем в тот день, когда мы ее повстречали. Она входила в возраст зрелости и мудрости. Замечательный практический ум придавал характеру мисс Веры те мужские качества, которых было куда меньше в ее брате. Жизненные проблемы часто ставили в тупик мистера Бенсона, и он упускал время, когда их можно было решить. Однако мисс Вера сдерживала его своими ясными лаконичными суждениями, и его блуждающие мысли возвращались к исполнению непосредственного долга. Впоследствии, вспоминая это, он утешал себя тем, что «все в руце Божией» и надо только довериться Тому, кто один только и знает, зачем на свете существует зло. В этом отношении мисс Бенсон имела больше веры, чем ее брат, — или, по крайней мере, так казалось. Она ценила быстрые и решительные поступки, в то время как он размышлял и колебался, и его размышления и колебания часто приводили к неверному шагу, притом что первый порыв подсказывал верный путь.

Мисс Бенсон сохранила всю свою решительность и расторопность, но все же стала заметно старше по сравнению с тем летним днем, когда высадилась из дилижанса у подножия горы в Уэльсе, куда вызвал ее брат, чтобы посоветоваться о судьбе Руфи. Глаза ее были столь же живыми, как прежде, и смотрели, как всегда, прямо и смело, но волосы почти совсем побелели. По этому вопросу она спросила совета у Салли вскоре после истории с поркой Леонарда. Они обе убирали поутру комнату мисс Бенсон. Вытерев пыль с зеркала, мисс Вера вдруг остановилась и, быстро оглядев себя, обратилась к служанке:

— Салли, посмотри, я выгляжу гораздо старше, чем обычно!

Салли, которая перед тем громко выражала недовольство ростом цен на муку и яйца, сочла это замечание хозяйки странным, поскольку оно не относилось к занимавшему ее делу, и ответила так:

— Ну еще бы! Все мы стареем, а как же! Но двадцать четыре пенса за дюжину — разве можем мы себе позволить такие покупки?

Мисс Бенсон вернулась к изучению своего отражения в зеркале, а Салли продолжила развивать экономические теории.

— Салли, — снова обратилась к ней мисс Вера чуть погодя, — посмотри, мои волосы совсем белые. Когда я в прошлый раз на них смотрела, они были только с проседью. Что же мне делать?

— Делать? А что тут можно сделать? — с подозрением в голосе спросила Салли. — Вы же не собираетесь, надеюсь, в вашем-то возрасте красить их или еще какой ерундой заниматься. Это только молодым девчонкам пристало, у которых еще зубы мудрости не выросли.

— А также тем, кому они и не нужны, — спокойно закончила мисс Бенсон. — Но все-таки ты посмотри, Салли, ведь нехорошо ходить с такими седыми волосами и при этом чувствовать себя совсем молодой. А знаешь ли ты, что мне по-прежнему хочется танцевать? Как только заслышу, что шарманка на улице играет какую-нибудь резвую мелодию, ноги так и пускаются в пляс. И петь мне нравится, когда я счастлива. Пою, как в старые годы!