– Ты веришь в Бога?

– Разумеется. Каждый разумный человек верит в Бога.

Я взглянул на него. Мали взял конфету, вывернул ее из обертки и положил в рот.

– Ладно, – сказал я и взял очередной документ. – Вот подборка событий за весь период. Тут самое основное.

Читая, я вел пальцем по строкам.

– Сначала «Норт Венчур» захватывает «Финн Майнинг». Затем четыре члена правления фонда замечают, что сделать шахту рентабельной не получается никакими ухищрениями. Уточню: законными способами. Так что принимается решение, позволяющее облегчить расходную часть злополучного рудника. Говоря человеческим языком, все дерьмо начинает сбрасываться прямо в природу. Какое-то время этот процесс идет, а потом умирает Киммо Кармио. Затем Стилсон и так далее. И единственным оставшимся в живых оказываетесь… оказываешься ты. Мы ведь по-прежнему на «ты»?

– Да.

– Ты остаешься единственным.

– И? – Мали поднял вопросительно брови.

– И ты хочешь вернуть предприятие.

– Правда?

– Правда.

– А что, если не хочу?

За окном легкий снег летел по косой, как будто там вытряхивали небесную подушку.

– Все доказательства тут на столе. В телефоне – результаты анализа проб воды из Суомалахти. Все указывает…

– Ты всегда хотел стать журналистом? Ты всегда знал, что эта работа именно для тебя, работа, которой ты хочешь заниматься?

Я немного двинулся в кресле.

– Мне было тогда восемнадцать или девятнадцать, – начал я. – Помню, как, читая одну статью, вдруг подумал, что ее автор проделал огромное количество невидимой глазу работы, прежде чем ее написать. Я начал думать о том, где и как такую информацию ищут: ездишь, встречаешься, общаешься, читаешь, сводишь концы воедино, а потом пишешь – и это есть самое главное в этом деле. Рождение чего-то нового. И тогда я решил, что эта работа по мне.

– Понятно. Призвание. Ощущение привилегированности положения.

– Как это связано с тем, что произошло в Суомалахти и процессами в «Финн Майнинг»?

Матти Мали опять улыбнулся.

– Какой нетерпеливый! Ничего, и это проходит с годами, вот увидишь. Молодость и нетерпеливость уходят рука об руку и в одном направлении.

Он опустил ладони на подлокотники и откинулся в кресле. Казалось, что Мали готовится к взлету самолета, но ничто не затряслось, ничто не загудело. Дом застыл в долгой дреме, а за окном снег продолжал накрывать все белым саваном.

– Ничего не хочу возвращать на круги своя, да и невозможно это. Даже не могу сказать, хотелось бы мне этого, если бы была такая возможность. Исправить ошибки? Да, нужно, но это совсем другое. Я говорю о корпорации, о деле рук моего деда Харальда Мали. Я говорю о корпорации, у руля которой я стоял более тридцати лет, и плохо справился со своими обязанностями.

Тут он посмотрел на меня пристальней, чем за все время нашего разговора.

– Хочу компенсировать, – медленно произнес Мали. – Ты знаешь, что это такое.

– Полагаю, что знаю.

– Хорошо, начало положено.

Я ждал.

– Ведь я хотел стать архитектором, но отец сказал, что это годится только как хобби, дескать, ходить, смотреть на дома, восхищаться ими можно сколь угодно долго, но только в свободное от работы время. А работа – это рудник. Или рудники, шахты. Пришлось поступить, как он хотел, и смириться со своей участью. Не такая и плохая она была, в конечном счете, ты уж не подумай превратно, ведь мой отец в свое время поступил подобным же образом, только я так никогда и не узнал, кем он хотел стать, собственно, я не знаю, было ли у него какое-нибудь призвание. Он ушел, не успев дать ответ на все те важные вопросы, что я мог ему задать. Ну а позже я понял, что такое случается, в смысле, что человек болтает о том о сём семьдесят лет, а потом просто умирает.

Матти взглянул на меня.

– Надеюсь, ты теперь лучше понимаешь, почему ты здесь и почему я захотел поговорить с тобой.

– Да, – ответил я.

– Так что я поступил на горного инженера. Учеба меня интересовала не больше, чем прошлогодний снег, как говорит одна пословица. Закончил, отец выдвинул меня в правление, тут уж отказываться было поздно. Долго все шло как по накатанной, а потом отрасль стала отраслью будущего, и это должно было привести меня в чувство, но на том этапе… Еще кофе?

– Откажусь, спасибо.

Он налил себе и откинулся в кресле. Кофе был еще горячий.

– Отрасль будущего. Глобальные перспективы и все такое. А я, кто десятилетиями работал в ней, кто видел нашу прибыль и досконально знал бедность пород Финляндии, лишь дивился всему тому, что говорят. И пока все раскачивались, шестая часть площадей оказалась забронирована. Если точнее, то в 2013 году это составляло пятьдесят три тысячи квадратных километров, конечно, бо́льшая часть была продана иностранным компаниям за грош. Полная бессмыслица. Политики заново изобретали колесо и заявляли, что рудники обеспечат работой наше население на десятилетия вперед, что они принесут стране доселе невиданный достаток. Но никто не сказал вслух, что единичный рудник вполне способен обслуживаться десятком работяг, что они почти всегда работают в убыток. Его закладка обходится в весьма кругленькую сумму, а после его закрытия остается такой кавардак, что привести все в порядок можно только за счет средств налогоплательщиков. Не сомневаюсь, что все это тебе известно?!

– Да.

– Вот и отлично, – сказал Мали. Его лицо на мгновение осветило подобие улыбки, но тут же исчезло. – Вот мы и приходим к тому, с чего начался мой монолог. Ситуация на этапе открытия Суомалахти была еще неясной. Слишком много, как говорят нынче, позитива, а это первый сигнал к тому, что бизнесу не выжить. Если идея кажется всем хорошей, то она таковой не является. Сложности начались уже на старте. И тут появились первые бизнес-консультанты, что есть второй тревожный сигнал. Их становилось все больше, а я все оставался слеп. Консультанты обходились дорого, но куда меньше тех сумм, что требовались для обеспечения функционирования рудника. Нужен был капитал. Тут появились Валтонен, Стилсон со товарищи. Мы начали действовать так быстро, как того требовала ситуация, а когда действуешь быстро, то должен доверять и еще раз доверять надежным людям. А такого не случилось.

На последней фразе его голос дрогнул. Матти Мали кашлянул в кулак и посмотрел в окно. Там бились о стекло снежинки. Я молчал. Мали повернулся ко мне, в глазах стояла боль.

– У меня забрали бразды правления, доверенные мне отцом, а тому в свое время его отцом. Управление отошло к инвестиционному фонду во главе с Валтоненом, Кармио, Стилсоном и Себрински. Как и было обещано, бизнес стал рентабельным, но они сделали это, уничтожив компанию. Когда я узнал, что они сливают сточные воды без очистки в окружающую среду, я сделал еще одну попытку исправить ситуацию. Подключил связи, нашел инвестора и сделал той четверке предложение. Подумал, что как только я обрету право распоряжаться компанией, то использую весь остаток средств на возмещение нанесенного ущерба и на достойное закрытие шахты. Они отказались. Семейный бизнес, существовавший с 1922 года, шел к своему постыдному концу, но до этого он сделал бы преступников миллионерами. Этого позволить было нельзя.