«…Этот мир – лишь тень, отброшенная иным, настоящим миром – действительно реальным, живым, освещённым и согретым любовью Создателя… Этот мир – тень. И сам ты – одна из теней…» – кто говорил это Марту? Не вспомнить.

«…Этот мир лишён любви Создателя! Разве ты не видишь сам?..» – обрывки фраз, как обрывки сна…

«…Доказательства? В твоей жизни… нет любви, Максуд! Какие ещё доказательства тебе нужны?..»

Максуд? Почему в его сне имя неизвестного пастуха?.. А его ли, Марта, это сон?

«Какой, к чёрту, сон?!»

Март очнулся – и с недоумением обнаружил, что уже не идёт, а стоит на коленях и пялится в тень от очередного камня. Сам не заметил, когда опустился на землю! Что за дурацкое наваждение – опять! Март уселся и помотал головой, словно и к нему, к его сознанию, прилип обрывок призрачной теневой кисеи, и хмыкнул: с чего бы это он так раскис? Возможно, источником приступов сна на ходу и всепоглощающей апатии явилась накопившаяся усталость… А может…

«Нить лже-Ариадны! Вот чертовщина! Не это ли имел в виду Магуш, когда предупреждал не смотреть под ноги?!»

Марта даже передёрнуло при этой мысли, и он, почувствовав омерзение, поспешно встал и отступил от вереницы камней, будто там, под каждым клоком сумеречной вуали, затаилось по ядовитому насекомому.

«А загадочка-то попалась с характером: не отпускает, вцепилась клещом, зараза… Видимо, одна из тех, что человек либо разгадает, либо будет заморочен ею до смерти. Да-да, именно так: или ты её, или она тебя… „Или”? „Или”?!»

И Марта затрясло. Скрипнули зубы – челюсти сжались так, что вот-вот сведёт скулы. Горячая волна гнева родилась в груди, обожгла мышцы, огнём затопила сознание.

«Да пропади пропадом все эти тайны! Пусть хоть под каждым куском пересохшего дерьма здесь скрывается их по дюжине! Да пусть хоть вся эта домовина с камнями лопается от загадок – здесь им и место! Пусть развлекают до смерти кого-нибудь другого! Надоело! Самое время вместо очередной долбаной точки поставить восклицательный знак! Всё! Хватит!»

– Я! Иду! Домой! – во всё горло рявкнул Март, обращаясь к камням, теням и ко всей осточертевшей пустыне разом.

Он со злостью отфутболил попавшийся под ногу обломок породы и, уже ни на миг не отрывая глаз от ориентира, который опять оказался в стороне, решительно пересёк размеченную пятнами теней дорожку…

***

Окончательно сползли к подножью небесного купола и улеглись вдоль горизонта алеющие лохмотья – брошенное на острых скалах горного хребта вконец износившееся облачение изгнанного «светоносного монарха». Сам же бывший владыка, нагой и пунцовый, обречённо сходил к краю некогда всецело принадлежавшего ему царства.

Почти все навигационные знаки, перечисленные Магушем, остались позади, и последний из них, две скалы-соседки, встал на пути гигантским камертоном. Март вспомнил эти скалы сразу. Или они только казались знакомыми, а на самом деле были всего лишь близнецами тех, что он миновал вчера на пути к хижине отшельника? «Дальше поймёшь, куда идти» – так сказал Магуш. Что тут гадать? И Март направился в просвет между скалами…

***

Сухой безвкусный воздух колом застревал в глотке – не протолкнуть, и стоило большого труда заставить себя сделать вдох. Может, потому и голова отяжелела, наполнилась звоном? Эта звенящая тяжесть давила изнутри на череп, тянула вниз веки, не вызывая, однако, желания окончательно закрыть слезившиеся глаза и погрузиться в сон, – напротив, вынуждала идти быстрее, чтобы оставить, наконец, далеко позади этот окаянный, будто не имеющий границ край. Вот только ноги, неуклюжие ходули, почти не гнулись – ковыляли с горем пополам, едва удерживая свинцом налитое тело, и уже невмоготу было волочить их. Одеревеневшие мышцы всё чаще сводило приступами боли так, что приходилось останавливаться, растягивать их и разминать. Помогало, но совсем ненадолго. На одной лишь силе воли Март преодолел очередной холм. Всё. Стоп. Передышка.

«И где это несчастное селение? Не наврал же старик, в самом деле? Зачем ему?»

Март глянул мутным взором на заходящее солнце: оно уже не слепило, погрузив свой остывающий диск в дымку над горизонтом. Загадочный лабиринт пропал, а может, так только казалось оттого, что все тени слились в почти сплошную, но пока ещё прозрачную простыню, накрывшую татуированную линиями и спиралями шкуру спящей вечным сном старухи-пустыни. Скоро солнце окончательно исчезнет, и стремительно набирающие плотность сумерки омоют мёртвое тело всё целиком, оставив покойницу в тёмных водах ночи до утра.

«Старик сказал – к ночи. Ну, до полной темноты ещё есть время… Ладно, привал. Короткий отдых, и – финальный рывок».

Морок пустыни, способный незаметно погрузить путника в транс, тоже, по всей видимости, пропал вместе с колдовским лабиринтом, однако Март на всякий случай сложил из камней стрелу, указатель направления, и только потом уселся, привалившись спиной к нагретому за день солнцем валуну. Булькнула в торбе под боком фляга с водой. Март не глядя запустил руку в сумку – зашуршала бумага. Он покопался и вытащил на свет ворох разрозненных листов… Ах, да! Это же его альбом с набросками!

***

…Март перебирал и расправлял измятые страницы – путевые зарисовки, беглые и максимально точные в стремлении зафиксировать первое впечатление, ухватив самую суть. Часто сделанные на коленке, да и просто на ходу, они были своего рода стенограммой его блужданий по миру.

Пейзажи, архитектура, люди… Словно выступающие из тумана очертания фигур, позы и лица… Силуэты: неполный контур и лёгкая штриховка… Вот страница, заполненная вариациями женского профиля – в две-три линии (что-то зацепило его в этом лице, и Март всё рисовал и рисовал, пытаясь поймать постоянно ускользавший нюанс): здесь он решил подчеркнуть линию носа и губ, а здесь – усилить акцент на глазах, чуть затонировав тени у переносицы и возле век… Помнится, он так и не добился желаемого: каждый раз не хватало чего-то, самой малости… А этот рисунок сделан по дороге из Александрии в Каир: множество абстрактных линий – изящных, незавершённых, вызывающих неочевидные ассоциации с фрагментами контуров женского лица, рук, фигуры… Визуальный хаос на самом деле заключал в себе особый смысл: каждый след карандаша здесь являлся воплощённым на бумаге следом в памяти – впечатлением, отголоском, эхом… Эхом Её черт! Ну конечно, конечно Её! Чьих же ещё?! Только теперь Март ясно вспомнил, отчего он бросился очертя голову в пучину странствий и кого же, несмотря на собственную слепоту, всё это время искал! Март жадно всмотрелся в переплетение линий: этим неводом он когда-то задумал выловить в подсознании, вытащить на поверхность и облечь в вещественную форму облик строптивого видения. Он почти