– Не уверена, что готова вести кого-то на заклание, – призналась я, сжимая переносицу.

– Тогда можешь вернуть им ключ прямо сейчас. Тебе нужна команда, которая будет за тобой стоять – что бы ни случилось. Особенно если ты действительно попадешь в совет. Начиная с этого момента, главное в твоей жизни – это связи с людьми.

Я сглотнула.

– Хорошо. Поищу кого-нибудь.

– Поищи. И помни: место в совете не стоит того, чтобы пережить тот ужас, который пережили мы с Прескотом. Верни им ключ, пока он тебя не сломал. Оно того не стоит.

Но я считала, что стоит, и никому не собиралась возвращать ключ.

– Хорошо, – все же пообещала я, практически чувствуя его недоверие.

– Береги себя, ладно?

– Ладно. Спасибо, Уилл.

Я как раз собиралась повесить трубку, как он вдруг добавил:

– Ева? Приезжай домой на Рождество. Твоя семья беспокоится о тебе.

Он повесил трубку, оставляя меня в тишине с комом в горле. Я зарылась лицом в прохладную подушку. Разум отчаянно бил тревогу. Неужели я в самом деле буду бороться за место в школьном совете? Получить приглашение и так почти нереально, а чтобы попасть в совет? Бывали годы, когда из всех претендентов это удавалось только одному, как вышло с Дорианом. Говорили, тест был настолько жестоким, что после него трое учеников ушли из школы. Или их выгнали. Точно этого никто не знал. В самом деле: стоило ли оно того?

Перекатившись на спину, я снова уставилась в потолок. Окажись я в совете, я бы столько всего смогла сделать. У меня появилась бы власть. Влияние. Я вышла бы на совершенно новый уровень. А главное, директору Бертону пришлось бы, наконец, прислушиваться ко мне. У женской части «Бертона», наконец, появился бы представитель. Я смогла бы улучшить не только настоящее, но и будущее для всех будущих студенток «Бертона». Стоит одной из нас попасть в совет, за ней – за мной – последуют и другие. Может, не сразу, но это явно положит начало. Сам факт того, что Декстер передал мне этот ключ, уже означал начало революции. Но способна ли я довести дело до конца?

В этот момент дверь отворилась, и вошла Анастасия. После комендантского часа.

– Привет! – Я села и подтянула под себя ноги. Анастасия, не глядя в мою сторону, сняла туфли и опустилась на кровать. Небрежно сняла с запястья свои золотые «Ролекс» и бросила их на тумбочку. – Где ты была?

– На улице. Курила, – чуть слышно ответила она, и мне сразу вспомнился рассказ Поппи.

Я прикусила нижнюю губу.

– Анастасия… – начала я.

– М‑м? – промычала она, поворачиваясь ко мне, и тут я увидела красное пятно у нее на шее. Засос.

Я осеклась, вопрос застрял у меня в горле. Я откашлялась и вдруг вспомнила, что до сих пор сжимаю в руке ключ – он стал совсем горячий от тепла моего тела.

– Кое-что произошло, – сказала я и подняла его вверх.

Анастасия ахнула и рывком села в кровати, выплевывая изо рта попавшие туда пряди волос.

– Матерь божья… Это то, что я думаю?

– Да.

Она снова ахнула. Глядя на нее в упор, я переместила взгляд к ее шее. Анастасия застыла и быстро подняла белый воротник повыше. И на меня вдруг снизошло озарение.

– Я не буду тебя расспрашивать, где ты пропадаешь, никому не сообщу о твоем отсутствии по ночам. Если ты поможешь мне, – сказала я.

Анастасия уставилась на меня своими темными глазами, словно змея, и поджала губы.

– Понятия не имею, о чем ты… – начала она, но я не дала ей договорить.

– Неправда. Ты прекрасно знаешь, о чем я.

Она облизнула губы и убрала волосы назад.

– Я не люблю, когда мне угрожают.

Я наклонила голову и снова зажала ключ в руке. Он пульсировал у меня в ладони.

– Я тебе не угрожаю. Я умоляю, чтобы ты мне помогла. Чтобы ты помогла всем нам.

– Риск чертовски велик. Что, если я никому не хочу помогать? – спросила она с вызовом, и мы уставились друг на друга через маленькую комнату. Воздух буквально потрескивал от напряжения.

– Если ты мне поможешь, тебе от этого тоже будет польза, – напомнила я, снова опуская глаза на засос у нее на шее. – Кажется, тебе помощь тоже может понадобиться.

Она снова поджала губы. А я подумала, что в следующей жизни, наверное, буду пауком, после того как изгажу себе этим вечером карму. Но оно того стоило. Все-таки Анастасия – чемпионка страны по фехтованию. Она была хороша. Чертовски хороша.

Она сморщила нос и, наконец, пожала плечами.

– Ладно. Но это не из-за твоего милого не-шантажа, а потому, что мне надоело бегать писать на первый этаж.

Я улыбнулась.

– Ты не пожалеешь об этом.

Анастасия фыркнула.

– Еще как пожалею.

Ева

Раздался тихий скрип, отворилась дверь, и в комнату проник яркий сноп света. Я старалась дышать ровно и держать глаза закрытыми. Послышался астматический свист. Итак, на дежурстве сегодня миссис Беллистоун. Отлично. Значит, она просто сделает круг, а затем удалится с миской чипсов в вахтерскую и будет смотреть «Британия ищет таланты», и, как всегда, заснет на первой половине, так что нам даже не придется каким-то образом исхитряться, чтобы избавиться от нее. Астматическое хрипение продолжалось еще около секунды, а потом дверь закрылась с тихим, но бесконечно долгим скрипом. Вдох. И еще. Я открыла глаза и уставилась в потолок. На нем плясало яркое пятно лунного света.

– Готова? – спросила я, подождав еще десять минут. Чтобы перестраховаться.

– Готова, – тут же ответила Анастасия.

Мы одновременно сбросили с себя одеяла и спустили ноги на пол. Мои черные кроссовки тихо скрипнули, когда я наклонилась и достала из-под кровати темный рюкзак. Анастасия вытащила из-под подушки фонарик. Он был почти антикварным. Мы нашли его под половицей, когда только заселились в эту комнату – вероятно, ее обитатели на протяжении десятилетий пользовались им для вылазок на территорию школы. В «Бертоне» действовал строжайший запрет на мобильные телефоны.

Наши и так уже конфисковали и не вернут до следующих выходных. Правда, у нас с Анастасией было по запасному телефону, но наказание – если нас с ними поймают, вкупе с нарушением комендантского часа – будет непомерно высоким, поэтому придется обойтись фонариком. К тому же он был настолько тяжелым, что им легко можно в кого-нибудь запульнуть. В этом состоял наш так называемый план «Б».

Я потянула за ручку двери, петли скрипнули. Мы с Анастасией замерли, затаив дыхание, и прислушались. Шагов миссис Беллистоун слышно не было. Значит,