— Такое впечатление, что, перед тем как прийти сюда, она съела головку чеснока.

Анна берет Фиг под локоть.

— Подожди, — нетерпеливо произносит она. — Извини, мне нужно отойти, но я еще вернусь.

Причина, по которой Анна влюбилась в Оливера, выглядела довольно банально: он достал занозу у нее из ладони.

Иногда она думает (и ей это кажется неким оправданием), что раньше, до того как она стала с ним встречаться, он ей даже не нравился. Они были знакомы, работали в одном офисе, и она не испытывала к нему никаких чувств. Принимая во внимание их последующие отношения, может быть, то, что поначалу Анна отказывалась поддаваться чувствам, означает, что она и правда не от мира сего?

На работе они сидели спиной друг к другу, и, когда он разговаривал по телефону или, хуже того, когда какая-нибудь новенькая молодая и симпатичная коллега из тех, которые каждый день появлялись в их организации, заглядывала к ним в офис и как бы случайно задерживалась в дверях (сразу становилось понятно, что у нее с Оливером либо все уже было, либо вот-вот случится), Анна переставала обращать внимание и на него, и на девушку. От всей этой двусмысленности, намеков, девушек, таких же тупых, как и Оливер, или, наоборот, слишком уж серьезных для него, ей делалось тошно. Впрочем, уже через минуту Анна снова занималась своим делом. Вот как мало Оливер интересовал ее, вот почему его поведение не могло ее расстроить. (Позже она будет испытывать ностальгию по тем временам, когда он ничего для нее не значил.)

Однажды, после того как к ним заглянула женщина по имени Гвен (они с Оливером, похоже, собирались сходить в бар на Даунтаун-кроссинг, что в центре города), Анна сказала:

— Я надеюсь, ты понимаешь, что на девяносто процентов — это твой акцент.

— Ты говоришь о моей сексуальной привлекательности? — Оливер улыбнулся. За то короткое время, которое прошло между ее вопросом и его ответом, Анна успела подумать, что этот парень, вероятно, не понял, о чем она говорит, и быстро успокоилась. К тому же он, кажется, не обиделся.

— Я бы назвала это несколько иначе, — заметила Анна. — Но какая разница?

Если бы он ее не понял и не обиделся, Анна бы на этом и закончила, но то, что он ее прекрасно понял, но не обиделся (это пока!), означало лишь одно: нужно попробовать кольнуть его еще больнее.

— Животный магнетизм, — произнес Оливер. — Можешь так это назвать.

— Могу.

Разговаривали ли они когда-нибудь раньше? Сейчас ей казалось, что нет. Вот уже четыре месяца они сидят в одном офисе на расстоянии восьми футов друг от друга, слышат каждое произнесенное слово, но все их общение сводится лишь к вежливым фразам типа «Сегодня такой дождь, ты с зонтиком?» или «Приятного отдыха на выходных!» Теперь же она стала думать, что на самом деле Оливер — человек не очень приятный, но умный.

— Разумеется, — продолжил Оливер, — ты затронула сразу два вопроса, или, по крайней мере, начала с двух. Не сомневаюсь, что наготове у тебя есть еще миллион вопросов, но, чтобы на них ответить, пришлось бы потратить весь остаток жизни. И сейчас самый насущный для тебя вопрос звучит так: «Можно ли считать, что ты не относишь себя к той категории женщин, которых можно соблазнить такой мелочью, как акцент?»

— Да, конечно, — откликнулась Анна. — Остальные десять процентов я бы приписала твоей скрытой агрессивности. Об этом был второй вопрос, угадала?

— А ты проницательный человек! — воскликнул Оливер. — Я так и думал. Но в агрессивности есть что-то хищное, а я ужасно миролюбивый парень!

— Значит, дело в твоей самоуверенности, — сказала Анна. — Ты же охотник за юбками.

— Ух ты! Против такого я не возражаю. Какое милое старомодное выражение!

— А хам? — предложила Анна. — Как насчет такого слова?

— Скорее бесшабашный хулиган.

— Ага, помечтай!

— Если я охотник за юбками, — продолжил Оливер, — то придется признать, что каждая женщина хочет, чтобы на нее охотились.

— И тогда «нет» на самом деле всегда означает «да», правильно? Ну а если ты едешь в электричке рядом с сексуальной женщиной и тебе захочется ее пощупать, то вперед, потому что она сама этого хочет.

— «Нет» не всегда означает «да», — возразил Оливер. — Хотя, мне кажется, именно у тебя как раз почти всегда. Под твоей внешней чопорностью, я уверен, скрывается похотливое животное.

Неожиданно для себя Анна почувствовала, что эти слова ей приятны, но тут он добавил:

— Может быть, хомячок.

Ждал ли Оливер последние несколько месяцев, что она сама заговорит с ним? Хотел ли он поговорить с ней? Нет. Он наглый; если бы у него возникло такое желание, он сам бы завел разговор. Просто-напросто, когда она поддела его, ему тоже было скучно и он с удовольствием вступил в эту незначительную перепалку. Была как раз половина четвертого, самое скучное время в офисе, почему для разнообразия немного и не поболтать?

Однако их разговор перерос в настоящий спор, шутка про хомяка была воспринята как оскорбление. Они сидели каждый за своим рабочим столом вполоборота друг к другу, и Анна сказала:

— Мне нужно позвонить.

Пока она набирала номер, раздался его голос:

— А во мне скрывается лев-охотник за юбками.

Странно, подумала Анна, что Оливер шутит, зачем утруждать себя? Какое дело всем его подружкам до того, испортилось ли у нее настроение или нет. В разговоре Оливера, кроме акцента, большую роль играли тон и ритм. А еще его красота. И тут было на что посмотреть: шести футов росту, широкоплечий, Оливер выглядел весьма привлекательно. Когда он поступил на работу в их организацию, у него были каштановые волосы, но через три недели они стали белокурыми. Анна тогда спросила его, ходил ли он в салон, чтобы перекраситься, или все сделал сам, и, к ее неудовольствию, Оливер ответил, что красился сам, но ему помогала подруга. Позже Анна поняла, что в душе ей хотелось, чтобы он сказал, что посетил салон, ведь парня, который тратит на уход за волосами сотни долларов, можно не воспринимать всерьез. Она изо всех сил старалась не попасть под обаяние его красоты, потому что очень легко представляла себе, к каким печальным последствиям это бы привело.

В тот раз Анна и Оливер поговорили еще немного, но уже минуты через три, а может, даже еще до того, как она повернулась к своему столу, в ней проснулось беспокойство по поводу того, перешли ли теперь их отношения на другой уровень. Нужно ли ей после этого разговора вести себя как-то иначе? Возможно, сейчас следует надуться, но быть готовой в любой момент сострить? На следующее утро, когда Анна поднималась в лифте на восьмой этаж, ее охватила паника. Чем глубже становился страх, тем в больший ступор она впадала. Как всегда, Оливер пришел минут на сорок позже нее; она же все утро звонила разным людям, решив, что ей лучше разговаривать по телефону, когда он войдет, поскольку не нужно будет выдавливать из себя какое-то особенное выражение лица или что-то говорить ему. Но еще до того, как он пришел, Анна успела обзвонить всех, кого можно было, и поэтому сделала вид, будто занята какой-то очень важной работой с бумагами. Она посмотрела в сторону Оливера и, стараясь избежать его взгляда, сказала: