Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я продолжил, не обращая внимания на ее умничание:
— Значит, залетела где–то по пьяни по дороге с незнакомыми парнями, которых больше не видела. И хотя да, ребенок есть ребенок, даже если он с такими же дегенеративными отклонениями со стороны отца, какие у тебя… но, как уже сказал, я просто не готов к семейным отношениям. Ни с чужим ребенком, ни со своим.
Она вскрикнула торжествующе:
— Расист!.. Ты указываешь на различие!
Я сказал внятно и раздельно:
— Да пиши, что хочешь. Мой дом тоже все снимает и записывает. Повторяю внятно и раздельно для любого суда: я не готов к семейным отношениям. Это мое право.
Она воскликнула:
— А общественное мнение?.. Как ты будешь людям в глаза смотреть?
— Как демократ, — ответил я, — бесстыжими глазами с осознанием своей правоты в такие же бесстыжие глаза. Так что…
— Ну–ну?
Я закончил:
— Лучше поищи мужа среди более податливых. Биологического отца не найдешь, что понятно, разве что тот выложил формулу своего ДНК в общий доступ, но у тебя есть шанс… из сотни тех, с кем вязалась четыре месяца назад, нагнуть с помощью этих вот приемчиков…
Я смотрел дружески и как можно благожелательнее, хотя душа трусливо забилась под стельку моих кроссовок, а моя неисгибаемая воля уже опасно согнулась в сторону того, что можно бы и признать, чего такого, сейчас это в порядке вещей, у женщин прав уже больше, чем у негров, перед которыми весь мир, даже непричастные к колониальному режиму русские и финны извиняются за перегибы во времена средних или каких–то там веков.
Она смотрит пытливо, понимает, что нагнула, вот только достаточно ли, чтобы я сдался, или же в самом деле лучше попробовать другие варианты.
— Другие хуже, — сообщила она. — Ладно, это не твой ребенок, но какая разница?.. Я выбрала тебя в его отцы потому, что ты лучше остальных.
Я изумленно охнул:
— Я?..
Она кивнула.
— Ты не образец, но я же говорю, другие куда хуже. Это значит, ты — лучше их! Разве это не повод для гордости?
— Гм, — сказал я озадаченно.
— Тебе не льстит, что именно тебя я выбрала из всех, с кем тогда развлекалась?
— Льстит, — признался я. — Да, льстит… Но не настолько, чтобы я назвал твоего ребенка своим и зажил с тобой семейной жизнью. Так что, дорогая, можешь обращаться во все инстанции, где найдешь полную поддержку, но я тоже ее найду… хотя бы в обществе защиты мужчин и животных.
— Дурак, — сказала она сердито, — неужели ты не хочешь подержать на руках младенца?
— Ты тоже не хотела, — напомнил я.
— Не хотела, — подтвердила она. — А потом вот вдруг… Или не вдруг, но теперь хочу. Могла бы подождать еще три года, обещают запустить линию искусственных маток, в колбах будут выращивать детей из наших яйцеклеток и ваших сперматозоидов… Но почему–то очень уж восхотелось по–старинному, самой.
— Атавизм, — сказал я авторитетно, — а ты была такая продвинутая.
— Не знаю, — ответила она, — но во мне пробудилось древнее материнское чувство.
— А вот мое отцовское еще не пробудилось, — отрезал я. — Пока я только массовый сеятель, как понимаешь, а не выращиватель каждого колоска в отдельности.
— Хорошо, — сказала она, — но ты подумай! Хорошо подумай и представь себе. Возможно, и в тебе пробудится то, чему пора пробудиться.
— Подумаю, — ответил я. — Будь здорова!
Я отрубил связь и в два клика занес ее номер в черный список, чтобы не могла связаться со мной даже с чужого мобильника или терминала.
В дом вернулся, напевая для бодрости:
— Я вернусь домой на закате дня. Напою жену, обниму коня…
Королева вышла из котельной, злая, как кобрища, услышала, поморщилась.
— Ну и нравы у вас…
— У нас демократия, — согласился я. — Конь тоже человек, у него теперь все конституционные права, может выставлять свои кандидатуру в мэры или президенты… К счастью, своим правом не пользуется.
Она спросила с недоверием:
— У вас кони…
— Не только кони, — объяснил я, — а и все живое!.. Нельзя же одним права дать, а другим нет! Это будет расизм и дискриминация, что недопустимо в нашем глупеющем обществе при умнеющих людях… Как там полоска?
Она отрезала зло:
— У вас другая магия! Моя не может ускорить этого зеленого червяка.
— Правда? — изумился я. — Тогда сядьте, отдохните, вы же умственно перетрудились, у вас от усилий
спина наверняка болит. Позвольте подложить вам подушечку…
Она поинтересовалась холодно:
— Зачем?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Слышал с детства, что принцессам нужно подкладывать под перины горошину, королей опахивают… э-э… опахалами, не знаю, что это, а королевам подкладывают подушечки… под спины или под жопы?
— Дикие у вас люди, — произнесла она с оскорбительным равнодушием, — но, к сожалению, я не могу повести и вас к правильной жизни.
Но подушечку, вырвав из моей руки, все же подложила под поясницу, тем самым подтвердив расхожую теорию насчет того, чем женщины думают.
Странный холодок коснулся моей души, если она у меня есть, как будто неясное предчувствие неприятностей.
Королева взглянула на меня и умолкла на полуслове. Я поднялся, холодок нарастает, я повертел головой по сторонам, а королева спросила тихо:
— Ты из Чувствующих?
Я буркнул:
— А это еще что такое?..
— Есть, — ответила она шепотом, — чувствующие опасность. По–настоящему, а не так, как многим кажется, что чувствуют…
— Не знаю, — ответил я тихо, — когда я был в Зачарованном лесу… что–то произошло. А еще три луны…
Меня выжало, как мокрую тряпку. Хорошо, альвы помогли, а то бы сдох. Вроде бы начал предчувствовать… э-э… неприятности.
Она покачала головой, не отводя от меня пристального взгляда.
— Все равно странно…
— У вас под тремя солнцами и лунами, — объяснил я, — выжили только те, у кого чувствительность к ним притупилась. А я из другого мира, я чувствительный! Толстокоже–чувствительный. У вас же тоже рождаются чувствительные, что либо мрут, либо становятся магами…
Я снова прислушался, она спросила быстро:
— Что чувствуешь?
— Опасность, — ответил я медленно, — только далеко. И… она не приближается. Хотя нет, прибли… нет, не приближается, просто смещается по кругу!.. По большому кругу.