Октябрина вступила в схватку с проблемами и процессами, которые не были мне понятны, и я не особо могла ей помочь. Как иностранка, я еще могла свести Октябрину с другими иностранцами (представителями фондов), а здесь, на месте, какой от меня прок? Мое «западное происхождение» оказывалось полезным, когда надо было попасть на прием к местным властям. А сейчас оно перестало быть валютой, так как приходилось решать вопросы совсем другого масштаба. Меня одолевал вопрос, что же мне делать. Мне было совершенно ясно – пока у Октябрины не будет своего дома, заниматься Центром бесполезно. И пока я вела семинары в кризисном центре, я ходила вместе с ней смотреть квартиры и вести переговоры с агентствами недвижимости.

Целью моих семинаров было знакомство с сотрудниками кризисного центра и возникающими у них проблемами. Я стремилась поделиться с ними силами и придумать, как мне продолжать сотрудничество. Однако мне было гораздо сложнее, чем в прошлом году. Основное отличие заключалось вот в чем: если семинары 1998 года органически вырастали из длившегося месяцами общения, то в этом году я была залетным консультантом и пыталась вести дискуссию с группой людей, которых не знала. Я больше не являлась членом группы, не находилась в курсе всех дел и пыталась собрать воедино все, что случилось за последние двенадцать месяцев. И еще: моя роль не была четкой. Октябрина тепло приветствовала меня как соучредителя, исторически все было понятно. Но кем я стала теперь? Консультантом? Подругой? Этнографом? Или просто проходящим мимо доброжелателем? Благодаря семинарам я смогла увидеть некоторые стоявшие перед группой проблемы. Но что-то сделать, чтобы решить их, я не могла, это выходило за пределы моих компетенций. Решения располагались за рамками как исследований совместных действий, так и антропологии, я остро ощущала противоречивость моего положения. Мне не хватало навыков практического участника совместного проекта (навыков ведущей, умений в организационном развитии), но даже если бы они у меня имелись, эффективно использовать их было бы невозможно. До этого я была слишком погружена в проект и близко общалась с некоторыми из основных игроков. Приручение означало, что я категорично принимала сторону моих подруг и относилась ко всему с явным пристрастием. На семинарах я выяснила, что в первые месяцы существования проекта гендерное насилие было вынесено далеко на периферию. Первые клиентки, которые обратились в Центр, либо имели то или иное личное знакомство с его сотрудниками, либо были случайными посетителями. Эти женщины не говорили о насилии в семье. Зато они обсуждали множество других, по большей части материальных, проблем. Когда я поинтересовалась о планах на ближайшее будущее, Октябрина и другие сотрудницы и волонтеры заговорили о запуске в Центре разных других проектов, которые соответствовали потребностям тверских женщин. Среди прочего говорилось о клубе трудотерапии: мыслилось, что он поможет местным женщинам вместе заняться бизнесом и просчитывать экономические стратегии. Предлагались общественный клуб, семинары по косметологии и женскому здоровью. Решения были оригинальными и напоминали о работе некоторых других центров, которые я посещала.

Однажды вечером мы вышли из кризисного центра и решили прогуляться к Волге. Вечер был прекрасным; было прохладнее, чем днем, по набережной гуляли молодые семьи и парочки. На прогулке я попыталась выяснить, какие чувства Октябрина испытывает по поводу кризисного центра. Я сказала ей, что она не похожа на человека, который получает от этого занятия радость или удовольствие, и что я боюсь, как бы оно не стало ей в тягость. Оглядываясь в прошлое, я вспоминаю, как говорила ей, что не стоит продолжать проект из чувства ответственности или дружеских чувств ко мне. Октябрина уверяла, что проект много ей дает, она была уверена, что это важная работа. На самом деле, проект помог ей пережить действительно трудные для нее времена, и она с восторгом думала о возможностях. Октябрина знала, что ей предстоит со многим бороться: она сказала мне, что хочет освоить навыки управления, и пожаловалась, что до сих пор не знает английского[128]. Октябрина устала, ей было трудно сосредоточиться, когда дел было так много. Октябрина так много сделала, чтобы я, иностранка, чувствовала себя в Твери как дома. А сама она ощущала себя чужой и в медицине, и в новой для нее сфере женских НПО. И все равно она по-прежнему была полна решимости. Октябрина была уверена, что заставит проект работать.

Центр женской истории и гендерных исследований

Тем временем Центр женской истории и гендерных исследований продолжал идти совсем другим путем. Вокруг Валентины складывалась внушительная команда. В ней была Юлия (администратор) и три аспирантки Валентины, которые преподавали в Вечерней школе. Валентина с гордостью сказала мне, что в работе Центра участвуют четыре «семейные пары». Ее собственный муж уже давно занимался компьютерным обеспечением. А теперь еще и мужья трех ее младших коллег были включены в самые разные виды деятельности. Когда я приехала, они как раз недавно закончили тяжелую работу по регистрации Центра[129]. Эта задача являлась трудоемкой, но ее гораздо проще было решить сообща. Более того, они только что узнали, что есть крупный грант Фонда Форда, на который они могли бы существовать в течение двух лет. Центр Валентины был одним из трех центров женской истории и гендерных исследований в России, которые Фонд собирался финансировать в рамках программы «Знания, творчество, свобода». И снова Валентина получила из Фонда Форда приглашение подать заявку. Ей позвонили под впечатлением от того, что Валентина сделала на средства индивидуального гранта, включая Вечернюю школу, которую они называли ее школой. Две недели тому назад Мэри Маколи приезжала на дачу к Валентине, чтобы обсудить детали. Она уходила с должности директора московского офиса Фонда и хотела убедиться, что все в порядке. Валентина была счастлива. Грант покрывал текущие расходы, зарплаты и материалы и позволял ей платить за работу обедневшему университетскому коллективу сотрудников. Валентина планировала поделиться своей зарплатой с администратором офиса[130].

Одним солнечным днем в середине июля 1998 года мы с Октябриной приехали к Валентине на дачу, чтобы вместе с ее командой молодых специалистов провести праздничный «семинар». Мы говорили, строили планы, купались в ближайшей речке, ели импровизированный обед и играли. День удался: было что праздновать в беззаботной и спокойной компании. Все это представляло собой что-то естественное и прочное – это были простые товарищеские отношения между женщинами. Конечно, за ними стоял университет и отношения, которые сформировались благодаря ему. Привязанность женщин друг к другу возникла из структурных отношений, в которых они учились и росли. Для этих молодых женщин, как и для многих женщин в городе, Валентина была бывшим преподавателем и любимым наставником.

Благодаря помощи Фонда Форда и других спонсоров Валентине удалось искусно наладить отношения на своей кафедре и с администрацией университета. Через Центр женской истории и гендерных исследований она могла поддержать обедневших университетских коллег, не забывая о своих целях по обеспечению гендерного образования[131]. При этом она пыталась использовать эти навыки и связи для поддержки Октябрины и кризисного центра.

Тем летом мы втроем собрались вместе и попытались придумать, как соединить оба проекта и сделать так, чтобы они поддерживали друг друга. К Валентине недавно обратилась еще одна спонсорская организация – Британский совет. Представительница Британского совета приехала в Тверь после того, как узнала о Вечерней школе гендерных исследований от коллеги из другого фонда. Представительнице очень понравилось то, что она увидела в Вечерней школе, она была в восторге от проекта кризисного центра. Она-то и предложила, чтобы Валентина