Девушка не сердилась. Сколько раз она думала об этом, но всякий раз удивлялась себе. В ней была толика обиды на раннара, тоски до края, но не злости.

Почему же именно к нему стремились все мысли Эль? Сколько они знали друг друга? Несколько недель?

Так мало…

Но девушка продолжала думать, мысленно разговаривать с ним. Гриффин в новой жизни, в новом рождении стал ее другом, братом, наставником, защитником. В одно мгновение Гриффин занял слишком много места в ее жизни.

Или ей так казалось теперь?

Эль редко заглядывала под новые и новые свои личины, предпочитая никогда не смотреть на себя настоящую. А все потому…

Она почти не изменилась. Как восковая кукла, личико которой отлили по форме. Все те же восемнадцать. Разве что взгляд стал взрослее. Волосы — послушнее…

Сколько пройдет лет, прежде чем она постареет хотя бы на год?

"Век за год", — сказал ей Гриффин.

А сколько пройдет веков, прежде чем она увидит Гриффина?

Он сказал, что ей надо исчезнуть на какое-то время. Но сколько нужно времени тем, для кого годы не имеют значения?

* * *

В этом новом городке Абелин восприняли как эксцентричную, но безобидную даму, страдающую от скуки. Именно скукой оправдывали большинство проделок этой особы. Но Белла Ли, как теперь ее звали, легко вошла в круг местного высшего общества, создав настоящий клуб поклонников собственной персоны.

Большая часть населения была представлена здесь супружескими парами в летах и небольшим количеством молодежи, в основном приехавшей для работы на побережье. Абелин нежно называла старушек барышнями, девушками и деточками, а их радикулитных супругов молодыми людьми, юношами и мальчиками. Называемые посмеивались над забавной особой, выглядевшей лет на тридцать пять-сорок, даже не подозревая, что "миссис Ли" на самом деле считает их девочками и мальчиками.

Оставаясь наедине с Эль, хандря и безостановочно поедая шоколад, Абелин все разговоры начинала со слов: "Когда этих людишек еще даже не было на Полотне, я уже…"

В этом была вся Абелин. Ее внешний возраст не соответствовал ее внутреннему, о чем она часто напоминала Эль.

— Знаешь, дорогая, сначала, когда ты только становишься раннаром, ты чувствуешь, что, хотя тело твое не меняется, но ты стареешь. Стареешь душой. Это продолжается до тех пор, пока ты продолжаешь чувствовать себя человеком. Пока в тебе душа человека. И чувства твои — чувства человека, стремительные, быстрые, поверхностные. Люди слишком спешат. Им положено спешить. У них так мало времени…

Когда ты перестаешь замечать время — тогда ты становишься по-настоящему раннаром. Я же… Я будто молодею из года в год. Словно старое дерево, расцветающее в последний раз, перед тем как рассыпаться в труху, — она рассмеялась.

— Знаешь, — вдруг вспомнила Абелин, — у меня была в жизни история. Вроде этой нашей нынешней. Иногда мне хочется быть опять человеком, хотя я уже и не помню, что это значит. Большая часть моей жизни прошла в другом облике. Но я всегда стремилась быть ближе к корням. Так безопаснее. На самом деле. Большинство раннаров предпочитают жить отшельниками, как Гриффин, например. Сколько я его знаю, он никогда по-настоящему не жил среди людей, хотя из нас многих он самый… человечный, наверное. Я, наоборот, люблю жить людской жизнью, пусть это и очень сложно. Сейчас легче. Но еще несколько веков назад было тяжело. Во все века все народы, даже раннары, живут в мире, где правят мужчины. Это причиняет немало хлопот. Но… моя последняя человеческая "жизнь" была очень милой.

Я выбрала город на побережье. Не такой, как этот. Шумный и солнечный. Жаркий. Страстный. Там было так просто затеряться среди жителей. Я хандрила в те годы и думала немного отвлечься, но слишком увлеклась…

Я сняла дом, приняла новый облик, приняла облик такой себя, как если бы мне было немного больше двадцати лет. В планы входило только немножко свободы и свежих мыслей. Но та жизнь увлекла меня… А потом я встретила Джастина… Я никогда не думала, что смогу так.

— Что? — удивилась Эль, заметив в глазах раннарки слезы.

— Я не думала, что через столько веков смогу влюбиться… — улыбнулась Абелин. — Так просто. Он был человек. Образованный и милый, умный и смешной. На момент нашей встречи ему исполнилось восемнадцать лет.

Эль немного опешила от слов старой раннарки, в ужасе представив их вместе: юного паренька и молодо выглядящую женщину, прожившую несколько десятков сотен лет.

— Я боялась саму себя, — призналась Абелин тихо. — Это было совершенно неправильно. Он был такой юный… Даже для той, за кого я себя выдавала. Самым ужасным было то, что он тоже полюбил меня. И это… было самым прекрасным. Нам было так сложно вместе.

Но, знаешь… раннары очень странные существа. Мы способны любить. Очень сильно. Но эта любовь поглощает нас без остатка. Я надеялась, что смогу справиться, отступить, уехать. Но не смогла. Это магнит. Очень сильный магнит в груди. Он не дает отойти от своей любви слишком далеко. Так было у меня к Джастину.

Мешало еще то, что он стремился быть со мной. Его ничто не останавливало. Тогда я рассказала ему правду о себе. Точнее, то, что могла ему рассказать. Свой истинный облик я все же скрыла, не хотела представать перед ним древней старухой. Та я, что любила его, была другой, он сделал меня другой, молодой и чувствительной.

Он принял правду без боязни. Без разочарования. Без страха. Он знал, но все равно хотел быть со мной. Ограничением стало лишь время, отведенное ему судьбой. Он все бросил ради меня. Переехал. Мы поселились в другом месте. Те долгие десятилетия моей жизни были самыми прекрасными за все века, — Абелин улыбнулась радостно.

Она протянула руку и сняла с комода небольшую плоскую шкатулку. Замочек негромко тренькнул, когда она приподняла крышку. На свет появились несколько пожелтевших снимков. На них была запечатлена пара: он и она. На всех снимках были они. Вместе, улыбающиеся.

Высокий молодой человек, со светлыми вьющимися волосами, небрежно держался за спинку стула, на котором сидела прекрасная темноволосая женщина. Вот они же, но теперь молодой человек превратился в статного мужчину. Женщина рядом с ним была такой же, как на первом снимке. А вот они же, только теперь в облике мужчины чувствовалось дыхание старости. Абелин рядом с ним тоже изменилась, став чуть более похожей на ту, которую я знала сейчас.

— Я ужасно боялась за него, — нарушила паузу раннарка. — Я боялась любой возможности его потерять. Все, что угодно, могло стать между нами: болезни, войны, смерть. Я, как могла, оберегала его от всего. Мне желалось сделать его таким же бессмертным как мы. Но способа сделать это не находилось. Даже Гриффин не смог мне помочь. А ведь на его помощь я очень надеялась. У него ведь удивительный талант.

— Какой? — переспросила девушка, она впервые услышала от раннарки подобное и не могла понять, что та под этим подразумевала.