Вся его необузданная сила находила себе выход в этой комнате, и Элис даже слегка ему завидовала. Какие бы пороки ни приписывали ему люди, она сомневалась в том, что многие из них имели представление об этой стороне его натуры. То, что они имели возможность наблюдать в «Найтингейл-Гейте», было еще цветочками по сравнению с этим.

Брутус, по-видимому, пожалел о том, что привел ее сюда. Не сказав ни слова хозяину, он схватил ее за руку и поволок к двери. Однако Элис не собиралась никуда уходить.

– Мистер Хоторн!

Звук ударов по коже прекратился, и Лукас обернулся в их сторону, оказавшись с ней лицом к лицу.

Похоже, им сейчас владело настоящее бешенство, нечто близкое к безумию. Она могла догадаться об этом по выражению его лица, по тому, как его тело напряглось до дрожи в мускулах. Его кожа, на которую падал косой луч солнца, проникавший через высокое окно, лоснилась от пота, голубые глаза стали почти черными от охватившей его слепой ярости. Лишь тогда Элис поняла, что, хотя этот человек и занимал ее мысли, она, по сути, ничего о нем не знала.

– Какого черта вы здесь делаете?

Голос его был резким от еле сдерживаемого гнева.

– Я не думал, что вы… – запинаясь, пробормотал Брутус.

– Да, вы об этом не подумали.

– Ради всего святого, мистер Хоторн, не надо винить во всем Брутуса. Я сказала ему, что…

– Меня не волнует, что вы ему сказали. Убирайтесь отсюда.

Его гнев захлестнул комнату подобно приливной волне. Но почему-то она совсем не чувствовала себя испуганной. Смущенной, выбитой из колеи – да, но не испуганной. Хотя, по правде говоря, напрасно.

– Сожалею, но я не могу уйти, – произнесла она, с извиняющимся видом пожав плечами, как будто эта вспышка буйного гнева ее совсем не трогала. – Нам нужно поговорить.

– Выведите ее отсюда, – процедил Лукас сквозь зубы, обращаясь к Брутусу, глаза его зловеще сверкали.

– Это очень важно, Лукас.

Когда она назвала его по имени, его так и передернуло. Затем, судорожно вздохнув, словно пытаясь совладать с силой, которая так и била в нем ключом, он произнес:

– Отведите ее в мои апартаменты. Я поговорю с ней там.

– Ваши апартаменты? Вы имеете в виду вашу спальню?

Ее охватило волнение не менее сильное, чем гнев, бурливший в этой комнате всего несколько мгновений назад.

– С каких это пор вас вдруг стали заботить приличия? – насмешливым тоном осведомился Лукас.

Очко в его пользу.

– Просто это место мне кажется менее… подходящим.

– Подходящим? – Он посмотрел на нее так, словно она окончательно лишилась рассудка. – Или в моих апартаментах, или нигде.

По-видимому, он и не собирался с ней шутить.

– Хорошо, пусть будет по-вашему.

Голос ее звучал жалобно, но вместе с тем голова пошла кругом от радостного возбуждения при мысли о том, что она увидит его личные покои.

На сей раз Элис безропотно позволила Брутусу вывести ее из комнаты, хотя отдернула руку и гордо приподняла вверх подбородок, когда заметила, что его хватка на ее запястье сделалась крепче.

Охранник проводил Элис назад по коридору на третий этаж. Распахнув тяжелую дубовую дверь, он сделал ей знак войти:

– Подождите здесь.

Этот человек, как всегда, ограничивался минимальным количеством слов.

Осмотревшись по сторонам, Элис поняла, что находится в личном кабинете Лукаса, где ей уже приходилось бывать раньше. Но на сей раз она заметила там еще одну, внутреннюю дверь, которая была слегка приоткрыта. За ней она могла заметить обычную в мужских покоях мебель – кресла, бюро. И еще кровать.

От такого зрелища сердце в ее груди забилось чаще. Ей никогда прежде не случалось заглядывать в спальню мужчины, даже ее отца – разве еще ребенком, когда она тайком проникала туда, отрабатывая свои навыки детектива на небольшом потайном сейфе, находившемся в задней части его платяного шкафа. Уокер так и не узнал о том, что она стала настоящим мастером по части вскрытия замков.

При этом воспоминании на лице девушки появилась улыбка. Где-то поблизости хлопнула дверь, однако никто не появился, и она догадалась, что в эти покои, судя по всему, ведет еще один вход. До нее донеслись чьи-то шаги, затем шум воды, лившейся струей из крана. Она не сразу сообразила, что это Лукас, который умывался в одной из смежных комнат.

Его бесцеремонность вызвала у нее прилив жара по всему телу. А тут еще это проклятое любопытство. Она пыталась представить его себе с обнаженным торсом, по которому струйками стекает вода. Несмотря на то, что она росла в доме, где было полно мужчин, еще никогда ей не случалось видеть мужчину так, как совсем недавно в спортивном зале – со скульптурными очертаниями фигуры, которая вполне могла бы послужить моделью для знаменитого «Давида» Микеланджело.

Усилием воли Элис заставила себя сосредоточиться на окружающей обстановке и заметила на полке ряд фотографий – потемневшие от времени семейные снимки. Присмотревшись, она узнала на них Эммелин Хоторн, Грсйсона в юности и рядом с ним еще одного подростка, который, как она догадалась, был средним из трех братьев Хоторн, Мэтью. И лишь на одной из этих фотографий был Лукас.

Элис взяла портрет в тяжелой серебряной рамке и долго им любовалась. Вне всяких сомнений, это был он. Высокий, даже в столь юном возрасте, и на удивление красивый. Никакой неуклюжести или угловатости, свойственной многим подросткам в этом возрасте. Наверняка уже в те годы девушки сходили по нему с ума. Однако главным отличием между Лукасом прежним и нынешним, которое она заметила, была его улыбка. Не то чтобы он не улыбался, став взрослым, улыбался, и даже очень часто, но то была какая-то двусмысленная, лукавая улыбка. В молодые годы она была свободнее и непринужденнее, а значит, и чище. Элис снова невольно задалась вопросом: что же могло случиться в жизни этого человека, что так его изменило?

Когда она снова окинула взглядом фотографии, ей в голову пришла еще одна мысль. Хотя она никогда не встречалась лично с Брэдфордом Хоторном, она была совершенно уверена в том, что ни одного его снимка здесь не было. Она вспомнила, каким холодным становился голос Лукаса, стоило кому-нибудь заговорить при нем о его отце, и недоумевала, какая кошка могла пробежать между этими двумя людьми?

Тут ее внимание отвлек звук открывшейся двери, и, обернувшись, она увидела в дверном проеме Лукаса, за которым виднелся краешек кровати. Все его недавнее раздражение прошло, словно он смыл его с себя водой и мылом, однако улыбка так и не вернулась на его лицо.

– Ну что, нашли здесь что-нибудь интересное? – спросил он, прислонившись к косяку двери и скрестив руки на могучей груди.

Нам нем были элегантные мужские брюки и белая рубашка без галстука с расстегнутыми у воротника пуговицами, приоткрывавшими взгляду золотистую кожу. Джентльмен, позволивший себе отдохнуть и расслабиться в своих личных покоях. Зрелище показалось ей настолько волнующим, что она почувствовала, как напряглась ее грудь.