«Мне что-то нехорошо», – прошептал Стэн, лицо у него было бледно-серое. Играли мужской полуфинал. Билеты обошлись им в шесть тысяч долларов каждый. Джой подумала: «Сердечный приступ, как у бедняги Денниса Кристоса». Стэн сказал: «Ты оставайся».

Но конечно, она не оставила его переживать сердечный приступ в одиночку.

Джой и сама мечтала сыграть на Уимблдоне, мечтала, что кто-нибудь из ее детей или учеников сыграет на Уимблдоне, и мечтала (и на это имелось гораздо больше шансов), что когда-нибудь окажется среди зрителей на Уимблдоне, но ее мечты не были сопряжены с таким жгучим притязанием на право их свершения, как у Стэна, ведь она женщина, а женщинам известно: дети, мужья и больные родители способны пустить ваши мечты под откос, в любой момент они могут вытащить вас из постели, поставить крест на вашей карьере или поднять вас с дорогого места на Уимблдоне во время матча, который потом опишут как эпический. Джой решила, что придется вызывать «скорую» или везти Стэна в больницу. Она думала о страховке для путешественников, разговоре с детьми и о том, как они будут транспортировать домой тело.

Но это не был сердечный приступ. Стэн сказал, вероятно, они что-то не то съели. Джой ему не поверила.

Она смотрела матч по телевизору и слала домой лживые сообщения о том, как прекрасен Уимблдон: «Это чудо», «Мы не можем поверить, что оказались здесь», – пока Стэн лежал, сжавшись в комок, на их кровати королевского размера: глаза закрыты, лоб наморщен, ну совсем как Бруки с мигренью. Джой даже подумала, не поступить ли ей с ним так же, как с Бруки, и не прижать ли ладонь к его лбу, как хотела дочь – «Крепче, мама, крепче», – только крепости никогда не хватало, чтобы унять боль.

На следующий день Стэн поднялся и сказал: «Прости меня», – и не мог встретиться с ней глазами.

Джой сказала: «Не нужно извиняться», – потому что, во-первых, он вовсе не жалел о том, что сделал, а во-вторых, если они примутся просить друг у друга прощения, с чего им начать и чем закончить? Они спустились на завтрак, не обменявшись в лифте ни словом, и больше об этом не заговаривали.

– Мы всегда так гордились вами! – сказала Джой детям. – Вы все были невероятно талантливы и очень старались… и больше нам нечего было желать!

Трой фыркнул. Джой строго взглянула на него.

– Каждый из моих детей был достаточно хорош, чтобы сыграть на центральном корте Уимблдона… – сказал Стэн Саванне.

– Только на самом деле мы такими не были, – перебила его Эми.

– Были! – Стэн стукнул кулаком по столу так сильно, что посуда зазвенела. Шарик «С Днем отца!» яростно затрясся.

Джой посмотрела на своих детей: Бруки положила локоть на стол и подперла рукой лоб, Логан закатил глаза к потолку, Трой глупо улыбался, а Эми сосала прядь голубых волос – детская привычка, от которой Джой хотелось выть.

Потому ли, что сегодня ни с кем из них не было партнера, Джой как будто отбросило назад, к тем временам, когда за обеденным столом присутствовали только она, Стэн и дети? Или виной тому внезапный, как взрыв, удар Стэна по столу? Он не имел права. Они выросли. Неужели этот глупый человек не понимает, что у него больше нет власти отправлять кого-нибудь из них в свою комнату? Они могут встать и уйти, когда захотят. Могут переехать в другой штат или за океан. Могут никогда больше не приезжать к ним, не звонить, не заводить детей.

Теперь вся власть у них.

И как неприлично вести себя так в присутствии Саванны! Удар кулаком по столу может напомнить ей о жизни в приемных семьях с грубыми отцами. Никто не знает, что испытала эта девушка в детстве.

Стэн нагнулся над столом, его широкие и мускулистые плечи подчеркивала подаренная Эми рубашка, на размер меньше нужного.

– Вот она была прекрасным игроком. – Стэн указал на Эми, глядя на Саванну. – Безупречный удар на отскоке. Мяч со свистом отлетал от ее ракетки. Одно удовольствие было смотреть, как она играет.

О, это правда. Смотреть за игрой Эми было удовольствием. Джой и Стэн иногда обменивались улыбками, глядя, как их дочурка с хвостиком на затылке мягко двигается по корту; ей было лет восемь или девять, «маленькая и забавная», она еще не превратилась в девочку «с возможными психическими проблемами». Джой не забыла терапевта, который написал эти слова в направлении.

– Мы называли ее Королевой Отыгрыша, – вспоминал Стэн. – Помнишь?

Он посмотрел через стол на Джой.

– Помню, – осторожно ответила та, потому что это было гораздо позже и воспоминания о том времени уже не доставляли особой радости.

Джой подозревала, что, становясь старше, Эми взяла себе за правило намеренно терять очки или уступать геймы, чтобы потом цепляться за победу. Ей нравилась роль неудачницы. Это была опасная и неразумная стратегия в матчах против сильных игроков. Те, кто играл лучше ее, хватали эти подачки и убегали с ними. Эми уступала в матчах, где должна была побеждать, так как слишком поздно начинала отыгрываться.

– Однажды она сдала девять геймов подряд и все равно выиграла матч, – говорил Стэн. – Невероятно!

– Но… – беззаботно произнесла Эми.

– Кто-нибудь хочет еще чая или кофе? – спросила Джой.

– Но потом она доходила до четырнадцати или пятнадцати и начинала «давиться», – сказал Стэн. – Вот так-то.

Наблюдать за этим было ужасно. Эми готова была наорать на саму себя. Она боролась не с соперником, а с собой. Эми! Ты – тупая идиотка! Иногда Джой чувствовала, что это суть всей жизни ее старшей дочери – постоянная упорная борьба с жестоким невидимым врагом.

– Давиться? – не поняла Саванна.

Эми обхватила руками горло, высунула язык и откинула голову набок.

– Это спортивный сленг, – объяснил Стэн Саванне. – Суть в том, что состояние ума мешает игроку достичь максимума своих потенциальных способностей.

– Стэн… – остановила его Джой.

У нее возникло ощущение, будто он раздевается при людях. Или раздевает свою семью. Все это было глубоко личным. Подобные разговоры о детях они вели в уединении супружеской спальни. Эми действительно «давилась». Если она подавала последнюю подачу в решающий момент матча, когда ей осталось набрать всего очко, можно было гарантировать, что последует двойная ошибка.

– Джой… – начал Стэн. Его было не остановить. Все равно что встать перед катящимся на тебя грузовиком. – Эми проигрывала матч в уме еще до того, как выходила на корт, и мы с ее матерью просто не могли придумать, как…

– Исправить меня, – завершила фразу Эми.

– Нет, – возразил Стэн. – Не исправить, а помочь тебе.

– Давай оставим это, папа. – Эми скрутила волосы в неопрятный узел на макушке, положила локти на стол и сцепила руки. Джой знала: это всего лишь защитный механизм, но насмешливая улыбка Эми напомнила ей мать Стэна. Джой терпеть не могла, когда чертова мамаша Стэна появлялась гостьей на любимых лицах ее детей. – Послушаем, почему остальные провалились.