Зал испещрен рунами, сдерживающими все магические выбросы, не дающими в случае чего вырваться взбесившейся тьме за пределы подвала. Все вокруг уставлено свечами, но их таинственный мягкий свет не радует взгляд, а еще сильнее пугает. Тени от пламени играют с моим воображением в жуткие игры, пуская по стенам монстров, из углов тянут мерзкие щупальца чудовища.

В самом центре зала пульсирует, живет своей жизнью огромная пентаграмма, сложная, с многочисленными рунами. Внутри нее поднимается вихрь самой черной тьмы, которую только можно представить. Неподалеку от пентаграммы неподвижно лежат двое мужчин — студенты, судя по серебряным бляхам, как и на моей груди. Еще двое скукожились в углу, поджав колени к груди, и немигающими глазами «смотрят» на набирающий силу ритуал. Мне показалось, они или не в себе, слишком бессмысленные у них глаза, или…

Что «или» подумать не успела, привлеченная движением в середине пентаграммы, тем более обзору мешала фигура огромного нага в черном полукафтане и с оранжево-фиолетовой шевелюрой, который взволнованно, маятником болтался из стороны в сторону, опираясь на свой длиннющий и толстый хвост. Почувствовала, каким-то невероятным образом почувствовала, что ситуация сложная, серьезная, даже критическая, а наг не знает, что предпринять. И ведь это сам маго Бесстай — сильнейший темный целитель современности, как многие с придыханием говорят о нем. Здесь, в академии, он преподает на кафедре целителей, правда только у старшекурсников, кто способен использовать тьму во благо.

— Кто, спрашивается, кто в здравом уме решится на эту дикость?!! — неожиданно прорычал в бессильной ярости маго Бесстай. — Где откопали эту мерзость, ведь спрятали все упоминания о ритуале…

— Бесстай, ты и сам был молодым, горячим и нетерпеливым. А поиск суженой так долог…

Я вздрогнула, потому что сначала услышала ответ, а потом увидела еще троих известных преподавателей с темных факультетов, которые, похоже, пытались остановить «эту дикость» — наверняка какой-то запретный ритуал. Двое из них голодными хищниками ходили вокруг сильнее «завихряющейся» пентаграммы, что-то выискивая и обдумывая. Третий неожиданно подобрал железный крюк, привязал его к веревке, затем с решительным видом занялся «рыбалкой»: прицелился, размахнулся — и закинул крюк в центр пентаграммы, видимо, пытаясь что-то вытащить оттуда. Но уже в следующий миг, стоило веревке и железу попасть в область Тьмы, — та выстрелила в ответ черной молнией. Преподавателя так шандарахнуло об стену, что на пол он рухнул сломанной куклой. А сверху на него, усиливая эффект, упала та самая веревка с крюком, еще и присыпало обвалившейся штукатуркой. Маго Бесстай кинулся на помощь пострадавшему, к счастью, живому, — я услышала его стон и с облегчением выдохнула.

Это был мой первый и единственный облегченный выдох, потому что изнутри меня буквально рвало на части. Не физически, а словно вся вселенная решила поделиться со мной своей душевной болью, тоской и одиночеством.

— Светлая? — удивленно воскликнул кто-то из темных преподавателей, заметив меня у подножия лестницы.

Но я не обратила на него внимания, вперившись в эпицентр пентаграммы, где в вихре закручивающейся спиралью тьмы замер мужчина в длинном кафтане. Он чуть раскинул руки в стороны и словно пытался оттолкнуть от себя бездну, которая грозила затянуть, раздавить, сожрать. Из этой бездны ползла не просто тьма, а сам Мрак, квинтэссенция Тьмы, словно живой мазутно-черный спрут, поблескивающий в пламени свечей. Спрут обволакивал мужчину, сжимал…

Светлые волосы мага, сдерживающего тьму, слиплись от пота, вены вздуты от напряжения, пальцы скрючены в каких-то защитных знаках, кожные поры истекают чернотой. Лицо мужчины искажено мукой. Был бы кто-то другой, я бы, наверное, не узнала, но этого узнала по наитию, душой, а может быть сердцем — они сжались от боли, а потом я поняла, чьи это мокрые, потемневшие от пота волосы, знакомая фигура и чей черный перстень сияет на скрюченном пальце левой руки. Мне не хватило воздуха, инстинктивно рванула ворот, потеряв пару пуговиц. Келео — мой черный дракон! Тот, с мыслями о котором я просыпаюсь по утрам и засыпаю по ночам. Тот, кто вызывает так много чувств и эмоций, кого я терпеть не могу и…кажется, люблю…

Сама душа толкнулась в грудину, заставляя делать шаг вперед, еще и еще. А может мы с моей драконицей не могли безучастно смотреть на страдания дракона, которому отведено столько места в нашей общей женской душе.

— Что ты здесь делаешь, девочка? Уходи быстро! — услышала я чье-то взволнованное требование.

— Мне больно… — просипела я, не в силах оторвать взгляд от мужчины, занимающего мои мысли, и шла к нему, как завороженная.

Каждая линия пентаграммы полыхает чернотой, Мрак набирает силу. Кажется, а может и в самом деле, что Келео истекает им, теряет свою суть и магию, поэтому тьма внутри начертанного на полу рисунка с каждым мгновением сгущается, звереет, гудит, словно дым в дымоходе в зимнюю, морозную пору. Ярится на него за эту потерю, словно он предал ее, обманул. Но Келео не сдается, его пальцы будто живут своей жизнью, рисуют в воздухе одну за другой невидимые руны, отчего Мрак беснуется еще неистовее.

О ужас! Я увидела, как от Келео отделяется его суть, черная клякса в форме дракона. Оба тянутся друг к другу, наверное, зверь пытается в отчаянной попытке удержаться когтями за хозяина, а тот протягивает ему руку. Горячие слезы обожгли мои щеки.

— Без суженой он не справится… — злясь на свою на беспомощность, вздохнул маго Бесстай.

Я всхлипнула от боли и ужаса: как, как она могла бросить его в такой момент? Почему не почувствовала и не прилетела спасать? Где его суженая?

— Сейчас рвется их связь, ритуал отказа от суженой — самый жестокий из известных мне, — прохрипел один из тех преподавателей, которые наматывают круги вокруг происходящего безумия и, увы, не знают, как его прекратить.

А я остолбенела: Келео отказывается от суженой? Но почему? Ради чего? Именно в этот момент наши взгляды встретились. Его — матерого черного дракона, теряющего суть, зверя и магию в эпицентре Тьмы, и мой — молоденькой золотой драконицы, беспомощно застывшей в паре шагов от пентаграммы. Удивительно, но даже сейчас он смотрит словно повелитель вселенной, словно голодный зверь на свою добычу, обещая, нет, буквально давая клятву закончить с делами и заняться мной.

Окружающие о чем-то говорят, предупреждают, кажется, требуют уйти. Но сияющие на потемневшем от тьмы лице черные глаза Келео не отпускают меня из плена, а душу все сильнее раздирает боль. Буквально рвет в лохмотья. Неожиданно он протянул мне руку — безмолвно приказал подойти, нарушить смертельно опасную границу и шагнуть к нему, в ловушку Тьмы. Присоединиться в безумии Мрака, нырнуть в настоящий темный шторм. Наверное, в тот момент мне отказали мозги, к тому же, по непонятной причине Древний молчал, словно затаился. В общем, некому было образумить, дернуть назад. Не раздумывая, не вдумываясь зачем так поступаю, я сделала последние, разделяющие нас шаги — и пересекла черту…

И словно в ледяную воду нырнула, вязкую, мерзкую, обжигающую холодом душу, да все, что есть вымораживающую. Я не успела испугаться, мою руку тут же схватил Келео, дернул меня на себя и прижал к груди. Подняв голову, я всматривалась в его лицо, еще утром, на уроке, привычно бледное, бесстрастное, а сейчас — почерневшее, страшное, искаженное чудовищной мукой. Это было настолько неправильно, что я машинально подняла руку и — стерла с его лица черноту, словно грязь. Затем с невыразимым чувством нежности обхватила ладонями его скулы, чтобы забрать хоть часть его боли, вернуть прежнее спокойствие и совершенство его чертам.