Ландро опустил веки. Наступившая темнота лишь усилила головокружение. Ему пришлось уставиться на Ромео, который не любил, когда на него пялятся, и сам никогда не встречался взглядом даже с учителями — за исключением случаев, когда кто-то из них брал его за голову и заставлял насильно делать это. В семье Ландро тоже не было принято смотреть друг другу в глаза. Да и все их друзья этого чурались. Это сводило белых учителей с ума. В те времена индейцы редко смотрели в глаза другим людям. Даже сейчас им неловко так поступать, для них это признак не честности, а навязчивости. Но под автобусом мальчикам некуда было смотреть, кроме как в глаза друг другу. Даже когда они оба стали взрослыми, из всех воспоминаний о езде под автобусом этот вынужденный взгляд был, пожалуй, хуже всего.

Волосы Ромео, подстриженные ежиком, теперь плотно прилегали к голове, а зрачки едва не дымились от страха. Красивое лицо Ландро было сплющено набегающим потоком воздуха, пышные волосы развевались где-то в районе затылка. Разрез глаз стал длинным и узким, как у кота, но он мог видеть — да еще как видеть — светло-коричневые пятнышки, вспыхивающие на радужной оболочке Ромео, миля за милей. Уже по прошествии нескольких минут, бесконечных минут, постепенно складывающихся в долгий, нескончаемый час, он начал думать, что глаза Ромео станут последним, что он увидит на земле, потому что их тела все больше теряли силу, необходимую, чтобы удержаться на балке. Руки, плечи, живот, бедра, икры — все они были напряжены, однако постепенно ослабевали, как будто сам окружающий грохот пытался стащить мальчиков с жалкого насеста, за который они цеплялись. Если бы они оба не были сильными, ловкими, мускулистыми парнями, которые могли раскачать флагшток, перепрыгнуть с шестом через живую изгородь, влезть на дерево, ухватившись за ветку одной рукой, или перемахнуть через высокий забор, они бы погибли. Впрочем, они погибли бы и в том случае, если бы автобус не затормозил, остановившись, чтобы дети могли сходить в туалет.

Мальчики онемели от боли. Ландро пролепетал несколько слов, и беглецы вдруг поняли, что ничего не слышат. Их рты беззвучно открывались и закрывались.

Они заплакали, когда кровь вернулась в мышцы и они смогли соскользнуть с балки. Из-под автобуса они увидели толстые кремовые ноги Горшковой головы и серые брюки водителя. Потом появились тощие лодыжки других детей и их шаркающие сандалии. Мальчики лежали на залитой гудроном стоянке и ждали, когда все сходят в туалет и вернутся в автобус. Двери закрылись, водитель запустил двигатель, и тот заработал на холостом ходу. В этот момент они выкатились из-под автобуса и нырнули за мусорный бак. Как только автобус ушел, мальчики на подгибающихся ногах вышли из-за бака и оказались среди растущих по периметру парковки толстых голубых елей. С полчаса они провели, скорчившись под их ветвями. Когда боль достаточно утихла, чтобы беглецы могли дышать, они, почувствовав сильные жажду и голод, вспомнили о мешках, оставшихся под автобусом. Особенное отчаяние вызвала пропажа хлеба, так и оставшегося лежать завернутым в одежду.

На остановке никого не было, поэтому беглецы вышли из-за елей и подошли к ней. Они напились водой из-под крана, справили малую нужду и стали искать, где можно укрыться на ночь. Но в туалете спрятаться было решительно негде. Покопавшись в мусоре, Ромео нашел кусок шоколадного батончика, но тот лишь еще больше разжег их аппетит. Вскоре мальчики заметили, как с шоссе в их сторону свернул автомобиль. Они обогнули туалет сзади и бросились под защиту деревьев. Семья из четверых белых вышла из машины с двумя пакетами из грубой бумаги. Дети поставили их на стол для пикников, а затем все вошли в туалет.

В тот момент, когда они скрылись из виду, Ландро ринулся к пакетам. Ромео побежал к машине, чтобы поискать другую еду, и увидел оставленный ключ зажигания. Он указал на него Ландро. Тот подошел спокойным шагом, сел за руль, повернул ключ и тронулся с места так, будто делал это всю жизнь.

Ромео и Ландро свернули с шоссе на проселочную дорогу, которая быстро превратилась в гравийную. Ландро продолжил вести машину. Через некоторое время они остановились и съели сэндвичи, фаршированные яйца и все остальное, оставив на потом лишь бутылку лимонада и два яблока. Еще они решили прихватить шапки и куртки. Машину беглецы оставили припаркованной в кустах у проселка, после чего вернулись назад, к железнодорожным путям, которые недавно пересекли, и зашагали по шпалам, держа курс на запад. Когда стемнело, они укрылись в лесозащитной полосе, надели куртки и положили под голову шапки вместо подушек. На ужин они съели по яблоку и выпили треть бутылки лимонада. Ночью прошли три поезда — слишком быстро, чтобы на них можно было вскочить.

— Я задаюсь одним вопросом, — проговорил Ромео. — И надеюсь никогда не получить на него ответ.

— Вау, — произнес Ландро.

— Мне интересно знать, как Горшковая голова стрижет волосы. С помощью горшка, в точности подходящего к размеру черепа, или как?

— Она поседела за один день, — заявил Ландро.

Блеск густых волос смотрительницы был действительно поразительным.

Ромео не верил, что это произошло в один день, но все равно спросил, как такое могло случиться.

— Рассказывают, что она, выходя из столовой, увидела Милберта Гуда Роуда таким, каким он стал после того, как утонул на школьной экскурсии. Этот парень спросил, почему она не прибежала к нему на помощь, когда поняла, что он скрылся под водой. Глубина там была совсем небольшая. Потом говорили, будто она была паразитована.

— Парализована, — поправил Ромео.

— Она крикнула мистеру Жалински, чтобы тот помог, и он прыгнул в воду. Эрмин тоже прыгнул, и все дети, которые хорошо плавают, прыгнули, и остальные взрослые. Они так его и не вытащили. Милберта нашли уже потом. Говорили, это был водяной мокасин[139].

Ромео ничего не ответил, но иногда Ландро поражал его. Некоторые дети слышали, как учительница из Луизианы рассказывала о смертоносной водяной мокасиновой змее. А кто-то решил, что существует мокасин, сделанный из воды, который сам надевается на ногу и утягивает человека на дно. Ромео знал, что дело не в нем и не в водяной змее. Милберт утонул оттого, что не умел плавать. Ландро был крутой парень, но «паразитована»? «Водяной мокасин»? Эти ляпы смущали Ромео. Более того, они просто ранили его мозг.

— Эти поезда не могут идти вечно и неизвестно зачем, — пожаловался Ромео. — Где-то должен быть элеватор.

Ферму они увидели за много миль. Зеленая живая изгородь на горизонте, пустая земля вокруг. Солнце стояло низко, и они допили лимонад, ревностно наблюдая друг за другом. Ландро уступил Ромео последний глоток, неохотно отвернулся и произнес:

— Давай прикончи эту бутылку.

Они уже много часов ничего не ели, кроме сочных стеблей высокой травы, растущей вдоль железнодорожного полотна.

— Пожалуй, лучше забраться туда ночью, — предложил Ромео.