сильно удивив подельника, наотрез отказался идти на жительство в воровскую слободу. По понятиям — завязал. Потом они не раз пересекались, но — никакой дружбы. Дружба исключалась как этическое понятие. Однако свое слово Сова не забыл, что, безусловно, относило его к старой воровской формации. Слободской молодняк из более поздних проявленцев в большинстве своем, на данное когда-то слово, чихали с высокой колокольни.

Двое суток, прошедших после смены власти в слободе, Сергей лежал пластом. На третьи начал ворочаться. Раны не очень-то спешили заживать. На воздухе и свету, уже подернулись бы тонкими рубцами. В темноте и сырости — гноились. Местные подпольные обитатели сбежались не иначе на запах. Их светящиеся зеленые глазки Илья сначала принял за галлюцинацию. Топота слышно не было. Только через некоторое время он сообразил, что в подвале появились какие-то твари, и испугался до умопомрачения. Все время пока Сергей метался в бреду или стонал во сне, Илья сидел рядом со скрученной в жгут хламидой. Единственное, что он мог: изредка махать по сторонам своим весьма сомнительным оружием, не давая крыскам приблизиться. Однако к концу высидки его стал посещать сомнения. Зверьки не нападали, вели себя очень мирно: посмотрят, побродят кругом, уйдут, через некоторое время придет другая партия. Или те же? Как на дежурстве.

Когда за ними пришли, Сергей уже мог двигаться.

Поднимали в дыру на веревке, пропущенной подмышки. Сергей повис в обвязке мешком. Илья сам чуть не задохнулся, пока тащили наверх.

Отупевшая с недосыпа голова, отказывалась соображать. Когда выдернули на свет, он долго стоял с закрытыми глазами, потом завязал голову остатками ряднины и пошел, куда повели. На казнь? Неприятно конечно, но сопротивляться он уже не мог. Убьют? Да и хрен с ним! Лишь бы все как-то кончилось.

Мимо деревянных, безглазых бастионов, мимо прянично-щепочных домиков, мимо лесопилки. На пути попадались люди. Отворачивались. Редко кто провожал процессию малозаинтересованным взглядом: не меня, и ладно.

Их привели на берег. Между двух деревянных опор был закреплен толстый рельс. К нему цеплялась довольно вместительная люлька. Рельс уходил вниз. Его дальний конец крепился на противоположном пологом берегу между такими же опорами. От люльки тянулся еще один канат поменьше — тащить обратно. При наличии стремительного течения, людоедов в речке и полного отсутствии мостов, сия конструкция являлась единственной связующей Крюковку с большим миром нитью.

Не замедлил явить себя и переносной подиум с троном. По тому, что в руках Совы уже не было страшного крюка, по тому, как он держался, стало ясно — победил. Легитимирован, возможно, даже прошел инаугурацию. За спинкой трона стояли амбалы в татуировках. Еще четверо собирали в бухту веревку-поводок, протянувшуюся от днища люльки. И больше ни души.

Их в полном молчании подвели к ковчегу. Сергея под руки втащили в тесную коробку и бросили в угол. На прощание он оглянулся в сторону бывшего подельника. Илья тоже кинул косой взгляд. Сова сидел чугунно. Памятник самому себе. Ни слова, ни жеста; кажется, даже не мигал. Хотя, может, тут именно так принято, отправлять людей на верную смерть. Но после всех испытаний Илья уже не воспринимал перспективу, оказаться в дикой сельве, как летальный исход. Выжил среди людей, среди дикой природы подавно выживет. Там по крайней мере агрессия объяснима, понятна и ожидаема. Песчаный крокодил не станет прикидываться другом, чтобы половчее продать тебя своим собратьям, и мучить на потеху не будет. Просто сожрет.

Илья больше не оглядывался. Шагнул в деревянный шаткий короб и ухватился за поручень. За его спиной хлопнула дверь, прогремел засов. Все в полном молчании. Так и не разродился Сова на прощание словом. Миг, и канатная дорога заработала.

Петля легко скользила по натертому жиром рельсу, но люльку придерживали тросом, иначе она могла со страшной скоростью вылететь на тот берег, никакой стопор не удержит.

Глаза быстро привыкли к щелястому полумраку. И тут Илья решил, что опять мерещится. В углу над распростертым телом Сергея склонился Руслан. Илья даже глаза начал протирать, прогоняя морок. Но парень не растворился, наоборот, кивнул головой в знак приветствия.

— Ты как сюда попал?

— Ночью пролез и сидел, вас дожидался, — покладисто сообщил Руслан.

— Внизу тебя могут схватить! — Илья заволновался. Казалось, они уже никогда не встретятся со странным парнем, к которому, несмотря на все непонятки, успел привыкнуть и проникнуться симпатией. — Не доезжая до опор можно спрыгнуть. Там невысоко. Если повезет, у тебя будет возможность уйти, убежать, спрятаться.

— Не волнуйся. Там нас будет встречать стража, которую отправили с осужденными из Алмазовки и Игнатовки. Они не знают, сколько крюковцев пойдет по этапу. Трое — так трое. Никто не спросит. Только, пожалуй…  — Руслан замялся. — Не стоит называть наших настоящих имен. От Китайской горки они могут сообщить в город, тогда нас вернут.

— Откуда ты все знаешь?

— Ходил, слушал, — скромно потупился Руслан.

Илья только сейчас сообразил, что парень собрался с ними в сельву. Добровольно. Вон даже просит не волноваться, возьмут, мол, его, ни куда не денутся.

К концу их короткого путешествия, Сергей пришел в себя окончательно. Руслан привалил его спиной к дощатой стенке, достал из складок балахона скляницу с темным раствором, обтер лицо друга тряпочкой. Сергей сразу порозовел. Глаза ожили, Илье даже показалось, прищурились в усмешке. Нет. Наверное, отек так преобразил господина Углова. Не мог он смеяться, глядя на крюковский берег, на бывшего друга, восседающего на троне, на подгнившие деревянные терема, вообще на тех, кто остается, в то время как он — вырвался.

Процедура приемки новой партии осужденных прошла споро и без лишних формальностей. Илья напрасно присматривался к стражникам — Мураша среди них не было. Да и зачем бы отправлять в дальнее опасное путешествие бессменного стража римского колодца, благонадежность которого гарантировала надломленная китайская статуэтка.

— Иван, — отрекомендовался Сергей.

— Петр — следом за ним Руслан.

Илье ничего не оставалось, как представиться Сидором.

— Фамилия?

— Мы — крюковские, нам не положено, — ответил за всех Углов.

— Мне фамилии в книжку писать, велено, — повысил голос высокий задастый стражник, похоже, командир.

— Пиши: братья Пантелеевы.

— За что в отряды? — он действительно достал из кармана нечто вроде записной книжки, сшитой из маленьких листиков папира.

— Так ни за что, начальник! — только вот Сергей лежал на дне люльки, белый как те странички, а уже паясничает. Но стражник подвоха не почуял, куда ему!

— Говори, за что в отряды определили? Иначе загоним обратно в коробку вашу и