Метров через пятьдесят, там, где тропинка превращалась в старую, порядком заросшую дорогу, он вдруг остановился.

Глаза Сергея расширились.

На небольшой полянке перед входом в АХУМ возвышалось несколько страшных, исполинских силуэтов.

Непонятные машины, высотой до десяти метров, согнув ступоходы, прятались среди деревьев, которые на их фоне казались просто порослью кустарника…

Сергей непроизвольно попятился, но в этот момент одна из машин вдруг выпрямилась с металлическим визгом сервомоторных приводов; ее торс резко развернулся в сторону Воронина, и чей–то искаженный динамиками внешней аудиосистемы голос произнес:

— Стой где стоишь, щенок!

Сергей вдруг почувствовал, что не может бежать. Его ноги будто приросли к одному месту, стали ватными, дряблыми.

Противная, неподконтрольная дрожь мурашками скользнула по затылку, стянула кожу на скулах. холодком лизнула грудь…

Прямо в глаза Сергею смотрели два ствола.

Их зрачки казались чудовищными, огромными.

— Эй, лейтенант! — произнес в коммуникатор сержант Петч. — У меня гости. Какой–то молокосос с мокрыми от страха штанами… Что? Хорошо, понял… Он у меня на мушке, не волнуйся.

* * *

Лес вокруг усадьбы не сгорел полностью. Огонь вылизал подлесок на опушке, покрыл копотью стволы сосен и обжег их нижние ветви. Прошедший накануне дождь, влага от которого еще держалась у земли, не дал огню перекинуться дальше.

Ольга выскочила на край дымящейся прогалины и застыла, пораженная открывшейся картиной в самое сердце.

Дом стоял всего в сотне метров от нее, тихий, темный, мертвый… Пробитая навылет входная дверь болталась на одной петле. Из окна гостиной еще сочился едкий дым, смешанный с паром, исходящим от струек воды, которые били из автоматических форсунок противопожарной системы.

Что–то оборвалось у Ольги в груди, какая–то струна души лопнула, оставив там сосущую пустоту. Чувство было ошеломляющим. Губы Ольги непроизвольно кривились, подбородок дрожал. Она не понимала, что случилось с родным домом. Кто пришел сюда, так грубо разворотив ее жизнь?

Об отце и матери она просто не могла думать.

Ей казалось, что пока она стоит, ничего страшного не произойдет, — все это сон, бред, — такого не могло случиться в их доброй, спокойной, размеренной реальности.

Но стоит сделать шаг вперед, нарушить зыбкое равновесие иллюзорности, и бред станет явью — страшной, непоправимой действительностью, от которой уже не отмахнешься, не убежишь, не спрячешься…

Ольга точно знала, что умрет, если перешагнет эту грань.

Это оцепенение, страшное, будто предсмертный сон, длилось меньше минуты.

Потом оно прошло, и Ольга на подламывающихся в коленях ногах кинулась к дому по дымящейся гари выжженного огнем подлеска.

Убитая обрушившимся на нее несчастьем, Ольга не заметила торчащий из–под пепла обрубок руки андроида, из которого продолжала вытекать тоненькая струйка зеленой маслянистой жидкости…

Час ночи, по местному

времени Кассии.

Район хранилища

унифицированных механизмов

В тот момент, когда Ольга выскочила на край опушки, «Фалангер» лейтенанта Сейча уже присоединился к взводу затаившихся в лесу машин. Сергей Воронин стоял, прижавшись спиной к шероховатому стволу сосны, и расширенными от ужаса глазами смотрел, как из темноты, со стороны дома Полвиных, с тихим, почти что нежным присвистом хорошо отлаженных сервоприводов вышел еще один громадный, мрачный силуэт шагающей машины.

Робот показался ему крупнее и выше, чем те, что пленили его, постоянно держа на прицеле своих коротких, торчащих над покатыми загривками пушек.

Сергею тоже казалось, что он бредит.

Машина остановилась в десятке метров от того дерева, подле которого стоял Воронин.

На десятиметровой высоте что–то несколько раз щелкнуло, потом в днище машины меж чудовищных ступоходов открылся люк, и оттуда упала веревочная лестница.

Человек, который спустился по ней, вовсе не походил на монстра. Он выглядел вполне заурядна: невысокого роста, крепкого телосложения и одет был вполне нормально — в облегающий комбинезон с глухим стоячим воротником и откинутым на спину, на манер капюшона, мягким шлемом. Спрыгнув на землю, он несколько раз сжал в кулаки свои пальцы, на которые были надеты сенсорные перчатки с отключенными шлейфами компьютерных соединений.

Искоса посмотрев на Воронина, он сплюнул, отвернулся, расстегнул магнитную «липучку» ширинки и стал мочиться на куст можжевельника, который рос на обочине отходящей от АХУМа дороги.

Закончив, он обернулся, подошел и, ни слова не говоря, со знанием дела врезал Сергею в челюсть.

Удар был ошеломляющим. Воронину, конечно, приходилось драться, но это оказалось совсем не то… Ни мальчишеские разборки, ни тренировки в училище — ни одно столкновение, в котором ему приходилось участвовать до сих пор, не несло в себе такой молчаливой, рассчитанной, ошеломляющей ненависти.

Голова Воронина дернулась, будто он был тряпичной куклой, из рассеченных губ брызнула соленая на вкус, теплая кровь. Он не успел опомниться, как новый удар, — теперь уже ногой в область почек, заставил его задохнуться от режущей, нестерпимой боли в пояснице, от которой, казалось, вылезут глаза…

Несколько бесконечных секунд он стоял согнувшись, тщетно пытаясь вдохнуть… пока новый удар ноги в висок не швырнул его на тот самый куст, в который только что мочился пришелец.

Врезавшись разбитым лицом в мокрые, колючие ветки, Сергей, еще не сделав ни единой попытки ответить ударом на удар, уже понял, что проиграл.

Кем бы ни был этот страшный человек, что вылез из чрева шагающей машины, — он победил.

Сергей ничего не мог поделать с собой — он внезапно понял, что боится следующего удара. Страх перед физической болью, помноженный на жуткое ощущение неизбежности от молчаливой ухмылки, которая играла на этом жутко–спокойном лице, хладнокровная НАГЛОСТЬ человека, который бил его, сломала Воронина, словно сухую веточку…

Однако удара не последовало. Вместо этого он почувствовал, как цепкие пальцы в сенсорных перчатках ухватили его за ворот офицерской формы и рывком подняли на колени.

— Встань! — Голос незнакомца был низким, угрожающим.

Сергей ненавидел себя, презирал, но выполнил этот короткий, емкий приказ, будто находился в подчинении у незнакомца уже много–много лет.

Кое–как справившись с болью, он выпрямился, непроизвольно поморщившись от рези в районе виска. За шиворот, щекоча шею, каплями сочилась кровь.

— Что это такое? — Левая рука незнакомца однозначно указала на вход в хранилище. Правая же легла на пояс, где из кобуры торчала рифленая рукоять импульсного пистолета, и это движение не укрылось от взгляда Воронина.