Пробормотав скороговоркой какую-то молитву, отец Петр противным вальяжным тоном сказал:

– Ну, иди сюда, грешница, иди…

Я явственно услышал, как участилось его дыхание.

– Где же ты?..

Послышались звуки расстегиваемой молнии и сдавленный стон Ларисы.

– Не надо так торопиться, – наконец произнесла она. – Откуда такое нетерпение?

– Как откуда? – в тоне Зубова послышалось искреннее удивление. – Говорил же тебе, что служить богу в этой стране никаких нервов не хватит!

– А ты успокойся! – игриво сказала Лариса. – Не люблю нервных и злых!

– Любишь… – возразил Зубов, громко сопя. – Еще как любишь… Сейчас тебе докажу, что любишь…

И с этими словами у меня над головой раздался звук, свидетельствовавший о том, что процесс доказательства поставленной перед священником задачи начался.

– Давай договоримся, что ты не будешь меня жалеть, – проговорила Лариса в перерывах между звуками смачных поцелуев.

– Не буду! – почти звериным, львиным рыком заявил Зубов.

Где-то минуты две на кровати надо мной происходили мало понятная мне возня и сопение. Поскольку возможности наблюдать видеоряд я был лишен, мне пришлось только домысливать происходящее. Скорее всего происходила прелюдия перед исполнением главного произведения вечера.

Наконец возня приобрела вполне осмысленный и целенаправленный характер четких ритмичных движений. Раскачивание кровати сопровождалось громкими вздохами и стонами Ларисы в такт тигриному сопению служителя культа. Сила движений нарастала по амплитуде, а сами движения становились все более ритмичными. У меня перед глазами ни с того ни с сего возник норвежский лыжник, мощно и размашисто идущий по олимпийской лыжне классическим ходом. Активность Зубова в покорении лыжни подстегивали восклицания Ларисы: «Петька… Петенька… Еще немного, еще немножечко… Господи, какое чудо!»

Порыв сладострастия со стороны партнерши нарастал, но партнер, похоже, уже финишировал раньше финишной отметки. Амплитуда движений спала, и по учащенному дыханию Зубова я понял, что таинство соития было им завершено.

– Ай-яй-яй! – послышался тонкий голосок Ларисы. – Предупреждать надо!

Сквозь щелку покрывала я увидел босые ножки Крикуновой, которые стали удаляться в направлении ванной. Зубов же, лежа в изнеможении на кровати, тяжело дышал.

– Грешница! Грешница! – яростно шептал он, не в силах успокоиться.

Спустя несколько минут Лариса вернулась, взобралась на кровать и сказала:

– На, возьми, это должно придать тебе силы.

– Что это?

– Мой фирменный чай с добавлением коньяка. Усиливает продолжительность… То, что продают в «Интиме» под маркой македонского, не идет ни в какое сравнение.

Зубов стал жадно пить влагу большими глотками.

– Ты же обещал, что это будет не последний раз! – с ноткой обиды сказала Лариса.

– Сейчас, сейчас, дай отдышаться…

– Ничего, ничего, – успокоила его Лариса. – Ляг, полежи, успокойся, а потом продолжим…

– Да, надо полежать, – с досадой согласился священник.

Я подумал, что Зубов обладает большим самомнением и иной роли, кроме доминирования в окружающем его социуме, выполнять не желает. Исключением, видимо, является лишь церковное начальство, перед которым он меняет модель своего поведения на сто восемьдесят градусов. Вот и сейчас, оказавшись хоть на какую-то малость несостоятельным, он, видимо, переживал ситуацию нешуточным образом.

– Аркадий как-то говорил мне, что для регенерации энергии необходимо стать внутри пустой цистерной, – нарушила молчание Лариса. – Природа не терпит пустоты, и наполнит ее энергией.

– Шарлатан твой Аркашка… Сатане служил… – хрипло ответил Зубов.

– Нельзя так о покойном, – серьезным тоном сказала Лариса.

– Прости, господи! – отозвался священник.

– Тебе, кстати, не кажется странным, что обстоятельства его смерти и происшествие около твоей квартиры схожи по почерку?

– Ну и что! Я господу служу, а он сатане… служил. Сколько раз тебе говорил, чтобы ты не водила к нему своего Дениску. Не будет толку, только вред причинишь ребенку. Кстати, мандарины для него я купил, в багажнике лежат…

– Спасибо, батюшка, за заботу.

– Ты молись чаще за здравие сына своего, Господь пожалеет его.

– Дай-то бог… Но у меня из головы не идет мысль о том, кто это мог сделать.

– Мало ли у нас ненормальных?! Пускай в этом детективы разбираются. Сегодня, кстати, приходил ко мне один, все выпытывал… Некто Мареев, смешной такой, на клоуна похожий…

Я, находясь под кроватью, побагровел от возмущения. «Да тебе самому гири надо идти на арену кидать, а не заблудшие души наставлять на путь истинный, Казанова в рясе!» – захотелось крикнуть мне.

– Нет, он милый, – вступилась за меня Лариса, и слова ее пролились на мою душу божественным елеем. – Я с ним тоже познакомилась, немного раньше тебя.

– Кто милый? – возмутился Зубов. – Он милый?.. Ты познакомилась?.. Ну, смотри, грешница, запоешь ты сейчас у меня…

– Милый… – яростно повторял Зубов. – Милый…

На кровати снова началась возня, которая спустя некоторое время медленно, но верно перешла в не столь размашистую, как раньше, но все же ритмичную лыжную прогулку. Я уже вполне свыкся с мыслью, что прямо надо мной пользуют ту женщину, которая два дня подряд занимает мои мысли. Я чувствовал, что у Зубова происходит какой-то душевный разлад, дискомфорт, который он отчаянно пытается подавить. В данном случае, используя в качестве компенсации обладание покорным женским телом. И мне стало жалко этого, видимо, в душе весьма закомплексованного человека. Я и не представлял себе, какую актуальность будет иметь мое чувство несколькими минутами спустя…

Движения на кровати вдруг затихли, и послышался сдавленный мужской стон.

– Что?.. Что такое?.. Петя… Батюшка… – глухо прозвучал голос Ларисы.

– Что-то не то… – заплетающимся языком произнес Зубов. – Прихватило чего-то…

На кровати снова послышалась возня, сопровождавшаяся яростным сопением отца Петра.

– Да что с тобой такое? – обеспокоенно спросила Лариса.

– Ничего, – прорычал Зубов и вдруг закричал как резаный.

– Господи, да что ж это такое?! – плачущим голосом спросила Лариса.

– Сер-дце, – сдавленно прохрипел Зубов.

Крик Зубова, прозвучавший как из преисподней, и последовавший за этим комментарий подвигли меня на еще одно неожиданное в этот вечер решение. Я откинул полог кровати и вылез на свет божий, щурясь и закрываясь рукой от света.

– А-а-а! – заорала Лариса, увидев меня.