Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что случилось? – спросил я.
Зубов несколько секунд помолчал, подозрительно на меня посматривая, и сказал:
– Едет Ромочка наш, собирать подати, выслуживается… Все храмы обескровил. Мне крышу стелить нечем, а ему нужно в Москву отрапортовать… У нас Покровский собор никак не могут в порядок привести, у властей и спонсоров деньги трясут, а на реконструкцию храма Христа Спасителя – вынь да положь… Как же, стройка всероссийского значения!
Отец Петр разорялся так еще минут пять… К концу его страстного монолога у меня сложилось впечатление, что церковью в нашей богоспасаемой области и городе заправляет фигура совершенно демоническая и служащая верой и правдой диаметрально противоположным силам…
– Спрячьтесь за ширму, – быстро сказал отец Петр, напряженно глядя в окно. – Услышите, сами все поймете.
Я тоже посмотрел в окно и увидел, что в церковном дворе остановилась черная «Волга», из которой вылез толстый мужчина в черной рясе и, бросив что-то на ходу шоферу, направился ко входу в служебное помещение.
– Прячьтесь же скорее! – сказал Зубов и буквально вытолкнул меня за ширму.
Через несколько секунд я услышал шум открываемой двери, тяжелую одышку вошедшего и вслед за этим звуки трех сочных поцелуев, которым позавидовали бы актеры мексиканских мыльных опер.
– Ангел-хранитель!
– Благослови!
Этими приветствиями обменялись приехавший секретарь епархиального управления Роман Николаевич и отец Петр.
– Ох, как я запыхался, извините, пожалуйста, отец Петр! Сегодня такой напряженный день, весь день в хлопотах, ох, боже мой! – манерной скороговоркой произнес гость.
– Сочувствую вам, Роман Николаевич, – ласково ответствовал Зубов с той интонацией, которую я слышал, когда он разговаривал по телефону.
– Как дела у вас?
– Вашими молитвами, Роман Николаевич.
– Вот паскудники-то завелись! Не волнуйтесь, отец Петр, это все несерьезно, это все враги церкви.
– Да я особо и не расстраиваюсь… Из-за каких-то педерастов-маньяков, прости, господи, еще нервы себе трепать! – патетически воскликнул Зубов.
В разговоре образовалась пауза, которая была заполнена громким сморканием Романа Николаевича. Прочистив нос, он продолжил.
– Отец Петр, – тон вошедшего стал более серьезным, а дыхание успокоилось. – Господь приказывает нам возвеличить храм Его в столице нашей. Помочь надо делу великому…
Снова воцарилась пауза, в течение которой за ширмой происходили какие-то напряженные движения.
– Да нет здесь никого, Роман Николаевич! – сказал Зубов.
– Угу, – удовлетворенно сказал секретарь епархии. – А то показалось что-то… С вас пять тысяч.
– Побойтесь бога, Роман Николаевич! – В интонации Зубова проскользнули заискивающие и в то же время протестующие нотки.
– Отец Петр, с Троицкого и Покровского беру по десять. У вас третий храм в городе, я знаю вашу бухгалтерию…
– Больше трех не могу, – решительно сказал Зубов.
– Хорошо, сегодня три. К концу недели еще две. Владыка сказал, что надо постараться.
– Владыка не хуже моего знает, что в моем храме много проблем. Сами ведь по миру ходим.
– В России, отец Петр, от тюрьмы и сумы не зарекайся! – воскликнул Роман Николаевич и после некоторой паузы добавил: – Владыка очень недоволен произошедшим у вас, очень недоволен. Можно сказать, разгневан. Вы действительно не знаете, кто это сделал?
– Это все дело рук нечистого, – твердо сказал Зубов.
– Верно, верно, – тут же подхватил его интонацию собеседник. – Но все же осквернили именно вашу квартиру! Не можем же мы допустить, чтобы такое происходило с уважаемыми иереями в городе! Такое безобразие!
Роман Николаевич снова, как и в момент своего появления, заговорил захлебывающейся, манерной скороговоркой.
– Отец Петр, я разговаривал с владыкой о вашем радении за восстановление храмов епархии. И он согласился, что не использовать вашу кипучую энергию во благо будет просто преступлением. Вы знаете, что нам недавно передали храм в Ивановке. При Советской власти там была конюшня. Я был там на прошлой неделе – такая мерзость запустения! – Роман Николаевич зацокал языком. – Все засрано и зассано, прости, господи! И кому как не вам преобразить эту мерзость в благолепный храм, куда потянутся прихожане!
Секретарь епархиального управления замолчал, ожидая, видимо, реакции собеседника. Тот же, в свою очередь, скорее всего, не ожидал подобного развития событий в разговоре и не нашелся что ответить.
– Я понимаю, что не все сразу, – продолжил Роман Николаевич. – Приезжайте завтра на обед к нам, обговорим этот вопрос. И подумайте насчет двух тысяч до конца недели…
Зубов вздохнул, и за ширмой раздались металлические звуки открываемого сейфа, которые затем сменил шелест купюр.
– Ах, отец Петр, все правильно! – с придыханием сказал секретарь. – Великому делу служим…
За ширмой снова раздались звуки троекратного поцелуя.
– Ангел-хранитель!
– Благослови, господи!..
Когда дверь за Романом Николаевичем закрылась, священник Петр Зубов снова обрел могучий крепкий бас.
– Кому служим! – бросил он, глядя в окно и слушая, как скрипнул снег под колесами отъезжающей черной «тридцать первой».
Я вышел из-за ширмы и спросил:
– Это и есть граф Ромочка?
– Да. Собственной персоной, – ответил Зубов. – Это чудо приехало к нам вместе с новым владыкой Гермогеном, он возглавляет епархию недавно, года еще нет. Раньше был настоятелем собора в курортном городе, и вот теперь прислан нам сюда… во испытание. А этого, – он кивнул в сторону исчезнувшего за углом здания автомобиля, – владыка привез с собой.
– Я так понял, что вас хотят послать служить в деревню? – спросил я, чтобы сменить тему.
– Да, хотят воспользоваться тем, что со мной произошло, чтобы отправить в такие е. ня, где и яйца-то на Пасху не выпросишь! – гневно заявил Зубов. – А сюда он уже подобрал кандидатуру из бывших семинаристов, ихнего пошиба… Прости, господи!
И Зубов снова истово закрестился, глядя в угол на икону.
– Правильно сказано в Писании, что многие будут приходить под именем Моим, правильно! – яростно сказал святой отец. – А вы не верьте!
Последнюю фразу он почти кричал.
– А я и не верю! – слегка насмешливо заявил я.
Меня начал раздражать этот громила в рясе, заискивающий перед церковным начальством и смелый на высказывания перед деревянными образами.
– Надо же, месть за невинное дитя! – не слыша меня, продолжал буйствовать настоятель. – Чего выдумал…
– Отец Петр, вы же говорили, что у вас мало времени, – снова попытался я его остановить. – А вы мне так ничего и не сказали.