— Кэролайн… — прошептал Саймон с благоговением в голосе. — Она так похожа на Джорджиану… Та была точно такой же, когда родилась.

— Твоя сестра?

Он кивнул:

— Да, она.

— Так это тайный ребенок. И ты все делал для того, чтобы защитить свою сестру.

Он снова кивнул.

— У меня не было выбора. Я должен был защитить семью от позора. Должен был защитить сестру.

— Сколько ей?

— Семнадцать. И еще даже не выходила в свет.

— Не замужем? — Об этом, конечно, можно было не спрашивать.

Он опять кивнул и погладил пальцем крошечную ручку Кэролайн.

«Значит, эта малышка — причина всего… — думала Джулиана. — Именно из-за нее он так дорожит своей репутацией. И именно из-за нее решил жениться на леди Пенелопе».

Тут герцог вдруг проговорил:

— Я думал, что приеду сюда… все устрою. Думал, что будет легко отправить куда-нибудь их обеих. А потом… потом я увидел Кэролайн…

Во сне ребенок ухватился за кончик его пальца, и он улыбнулся. Изумление и грусть осветили его красивые черты — черты, которые так редко выдавали эмоции. Саймон шумно выдохнул, и в этом выдохе слышался груз ответственности.

Глаза Джулианы защипали слезы, и она заморгала, прогоняя их.

Было ясно: когда об этом станет известно в свете, разразится ужасный скандал. Неужели он правда думал, что сможет скрывать это вечно?

— Значит, ты отправил сестру сюда, чтобы… скрыть ее положение?

Герцог покачал головой:

— Нет. Она сбежала. От семьи… от меня. Не думала, что я поддержу ее. И была права, — добавил он с горечью в голосе.

Тут Саймон повернулся и, пройдя несколько шагов, положил малышку в колыбель. Туда, откуда взял ее.

Внезапно Джулиана осознала всю необычность этого момента. Ведь мужчины-аристократы никогда не задерживаются в детских. И не держат младенцев на руках. Но Саймон — здесь. И он держал малышку со всей бережностью и нежностью. Более того, сейчас в нем чувствовалась неуверенность — в мужчине, никогда в себе не сомневавшемся.

У Джулианы защемило сердце, и она прошептала:

— Малышка простит тебя.

— Ты этого не знаешь.

— Нет, знаю. — Она помолчала. Как можно было не простить его! — Знаю, Саймон. Ты же приехал за ней. За ними обеими. Приехал, чтобы позаботиться о них.

— Не делай из меня героя. Джулиана. Я нашел ее… и узнал о ее положении. Она не говорила мне, кто отец, и я был в ярости. Я оставил ее здесь. Не желал ее знать.

Джулиана не могла в это поверить. И не поверила.

— Нет… — Она покачала головой. — Это неправда. Сейчас ведь ты здесь.

Герцог отвернулся от нее, вернулся к окну и устремил взгляд на пустошь. Молчание длилось довольно долго. Наконец он проговорил:

— Я приехал только для того, чтобы решить, что делать дальше. Чтобы заставить ее сказать, кто этот человек. И подготовить все для того, чтобы спрятать ребенка. Спрятать свою сестру. Ты по-прежнему считаешь меня героем?

Она нахмурилась.

— А ты все еще собираешься сделать это?

Он снова повернулся к ней.

— Не знаю. Возможно. Я долго думал об этом по дороге сюда. А теперь… — Он внезапно умолк.

— А что теперь?

— Я не знаю! — выкрикнул Саймон в отчаянии. — Потому что теперь все мои планы кажутся мне… ужасно неразумными. Теперь моя сестра со мной не разговаривает. И теперь… Теперь я держал в руках этого ребенка.

Джулиана снова приблизилась к нему и увидела в его глазах муку. Он потянулся к ней и провел пальцами по ее щеке — настолько мягко и нежно, что она прикрыла глаза, чтобы не выдать своих чувств.

— А ты еще больше все усложнила…

Джулиана в изумлении распахнула глаза.

— Что это значит?

— Только одно: когда ты рядом, я забываю обо всем, что должен помнить. И единственное, чего я хочу, — вот это…

Он прижался губами к ее губам, и нежность поцелуя еще больше усилила щемящую боль, которая поселилась в ее сердце во время этого разговора.

Но в поцелуе Саймона была не только нежность, но и отчаяние. И казалось, что этот поцелуй оставил обнаженными их обоих — обнажил их души.

Они на мгновение отстранились друг от друга. И тут Джулиана, не в силах сдержаться, обвила руками шею герцога и ответила на его поцелуй со всей страстью, любовью и тоскливым желанием.

И тотчас же все изменилось.

Саймон с проклятием отпрянул от нее и отступил на несколько шагов, показавшихся ей милями.

Затем он утер рот тыльной стороной ладони, словно стирая память о ней, и пробормотал:

— Я должен защищать свою семью, Джулиана. Должен сделать все, что необходимо, для защиты нашего доброго имени.

Она кивнула:

— Я понимаю…

— Нет, не понимаешь. Ты просто не можешь этого понять. Но я герцог, и я должен исполнить свой долг.

— Ты говоришь так, будто я просила тебя отказаться от твоего долга.

Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

— Нет, не просила. Знаю, что не просила. Но ты пробуждаешь во мне желание отказаться от долга. Желание послать все к черту. Заставляешь думать, что все могло бы быть по-другому. Но… — Он осекся.

«Таков порядок вещей», — мысленно закончила за него Джулиана.

Ей хотелось накричать на него. Хотелось кричать, что все может быть по-другому. Что он сможет изменить порядок вещей. Что он герцог и свет простит ему почти все.

Да и вообще, кому какое дело до того, что думают все эти ужасные люди?

Но она понимала, что убеждать Саймона бесполезно. Она уже говорила ему все это множество раз. И те ее слова ничего для него не значили.

— Я не свободен поступать так, как мне хочется, — продолжал он. — Я не могу отвернуться от мира, в котором мы живем.

— От мира, в котором ты живешь, Саймон, — поправила она. — Но, думаю, ты свободен поступать так, как хочется. Ведь ты не бог, даже не король, а просто человек из плоти и крови — как и все мы. — Она понимала, что должна остановиться, но уже не могла этого сделать. — Дело не в твоей сестре или племяннице, или в том, что хорошо для них. Дело в тебе самом. И в твоих страхах. Не общество держит тебя в ловушке. Свою тюрьму ты создал сам.

Он на мгновение оцепенел. И тут же снова превратился в холодного и надменного герцога Лейтона.

— Ты сама не знаешь, что говоришь.

Она ожидала этих слов, но все же они ее уязвили. Джулиана медленно подошла к колыбели. Провела пальцем по нежной щечке спящего ребенка и тихо сказала: