— Тогда ты позволишь мне остаться с Кэролайн и не будешь вынуждать меня бороться с тобой.

В течение последних месяцев Саймон был убежден, что лучший выход — отдать ребенка на воспитание. Даже по дороге сюда он обдумывал такую возможность, размышлял над тем, как лучше все устроить.

Теперь он понимал, насколько нелепы были подобные мысли.

Более того, мысль о том, чтобы отдать Кэролайн на воспитание чужим людям, казалась ему невыносимой.

«Мне известно, что значит расти, зная, что одному из родителей ты не нужна, Саймон». Он видел печаль в глазах Джулианы, когда она произносила эти слова. Ему захотелось тогда хорошенько проучить тех людей, которые стали причиной ее страданий. Так неужели его племянница должна испытать такую же боль?

— Само собой разумеется, что ты останешься с Кэролайн.

— Спасибо, Саймон, — прошептала сестра.

Он отвернулся, чувствуя, что недостоин этой благодарности. Да, он заслуживал ее гнева, негодования и презрения, а вовсе не благодарности. Ибо даже сейчас, глядя, как она с такой любовью держит на руках малышку, он думал о репутации их семьи.

Разразится скандал. Но они выдержат его. Для этого он и женится на леди Пенелопе.

— Через месяц я женюсь, Джорджиана. Это уменьшит… интерес к твоей ситуации.

Она невесело засмеялась.

— Саймон, даже королевская свадьба не уменьшила бы интереса к «моей ситуации».

Не обратив внимания на слова сестры, он направился к двери, желая поскорее уйти из этой комнаты, — прежде она казалась такой просторной и радушной, но сейчас вдруг сделалась ужасно тесной и душной.

Но тут сестра заговорила:

— Саймон, нигде не написано, что ты обязан нести это бремя. Тебе не обязательно жениться на ней.

Разумеется, обязательно! Ведь он герцог Лейтон, человек, рожденный нести бремя одного из самых древних и почитаемых аристократических титулов. Всю свою жизнь он готовился к тому моменту, когда честь и долг окажутся превыше всего.

Но какая же честь в том, что он сделал с Джулианой в конюшне и в парке? Да и в этой комнате…

Его охватил жгучий стыд, но он все же пробормотал:

— Это не обсуждается. Я женюсь на леди Пенелопе.

Да, он сделает то, что должен сделать.

Саймон нашел старого друга в кабинете графа Реддича.

Дверь была открыта, но он все-таки постучал по дверному косяку и дождался, когда Сент-Джон жестом пригласит его войти. Переступив порог, герцог устроился во вместительном кресле по другую сторону огромного письменного стола красного дерева.

— Тебя можно принять за титулованную персону. Ты прекрасно смотришься за этим столом, — заметил он.

Ник поднял глаза от пухлого гроссбуха и с улыбкой проговорил:

— Графу всего десять, и он сейчас в школе. Так что, думаю, он не станет возражать, если я посижу в его кресле, пока он не будет готов сам в него сесть. — Ник откинулся на спинку кресла. — А вот хозяйка дома… Она раздражается, когда я пользуюсь ее столом.

— Почему бы в таком случае не приобрести стол и для себя?

Сент-Джон ухмыльнулся.

— Когда она раздражается, нравится мне гораздо больше.

Саймон сделал вид, что не услышал неприличного подтекста.

— Я бы хотел поговорить о своей сестре.

— Отлично. А я бы хотел поговорить о своей. — При этих словах собеседника Саймон оцепенел, а Сент-Джон добавил: — Изабель считает, что между вами что-то есть. А она всегда права. Ей-богу, это просто невыносимо.

— Между нами ничего нет.

— Неужели?

— Да, ничего нет. — Герцог старался, чтобы его слова звучали как можно убедительнее. Надеясь, что ему это удалось.

— Мм… — Ник снял очки и бросил их на стол. — Ну что ж… Тогда давай поговорим о леди Джорджиане.

Саймон с облегчением пробормотал:

— Рад, что хоть кто-то в этом доме помнит о положении моей сестры.

Брови Ника взлетели вверх.

— На твоем месте я был бы поосторожнее, Лейтон.

Саймон тихо выругался, а Ник спросил:

— Так чего же ты хочешь, Лейтон?

Чего он хотел?.. Хотел, чтобы все стало так, как было раньше. Чтобы Джорджиана мирно и беззаботно спала в своей постели в их поместье. И хотел освободиться от ноши, которую носил с тех пор, как получил герцогство. Кроме того…

Разумеется, он хотел Джулиану. Но, увы, она не могла ему принадлежать.

Поэтому он попросил о том, о чем мог попросить.

— Я хочу, чтобы Джорджиана была в безопасности. И Кэролайн, малышка… Хочу, чтобы они обе были в безопасности.

Ник кивнул.

— Здесь они в полной безопасности.

Герцог в смущении откашлялся.

— Ну… тогда скажи, сколько тебе нужно.

Ник решительно покачал головой:

— Нет, Лейтон! Ты достаточно дал нам за последние полгода. Больше, чем необходимо.

— Больше, чем ты ожидал?

— Что ж, должен признаться… После того как ты в ярости ворвался сюда, когда узнал о положении своей сестры, мы не ожидали, что ты станешь благотворителем Минерва-Хауса.

Он сделал это из чувства вины. А Джорджиана… Она до смерти боялась сказать ему, что беременна. А потом в слезах умоляла простить ее и защитить.

Он тогда ушел ужасно злой на сестру. И вернулся в Лондон с отчаянным стремлением сохранить доброе имя семьи. Поэтому сделал только то, что мог сделать для сестры: послал деньги. Очень крупную сумму.

— Они моя ответственность, — заявил герцог. — И я продолжу заботиться о них.

Ник долго и пристально смотрел на него, потом кивнул:

— Ладно, хорошо. Полагаю, ты делаешь то, что считаешь нужным.

— Ты дашь мне знать, если что-то… если ей что-нибудь понадобится?

Ник снова кивнул:

— Да, конечно.

— Ты хороший друг, Сент-Джон. — Впервые в жизни Саймон произнес такие слова. И впервые он признал дружбу чем-то большим, чем выпивка в клубе или фехтование в тренировочном зале.

Сам удивившись своей сентиментальности, герцог снова смутился. Его собеседник тоже удивился и проговорил:

— Ты на моем месте сделал бы то же самое, разве не так?

Эти слова ошеломили Саймона. Да, наверное, сделал бы. Сейчас. Но до недавнего времени мог и не сделать.

Что же изменилось?

Ответ был ясен, но он не мог признаться в этом даже самому себе, тем более Нику.

— А теперь, когда этот вопрос улажен… — Ник взял со стола бутылку бренди и наполнил два стакана золотистым напитком, — может, вернемся к вопросу о Джулиане?