Однако ж отыскали они его, опять-таки перебирая все части моего тела. Стокаммер заявил, что наверняка найдется какая-нибудь поганая косточка, или мышца, или сустав, хоть как-то связанный с сюжетом Джикс не сомневался в этом. Орлом-и-Решкой тоже Эсмеральда была просто в этом уверена. Как и Матье. Наконец, пусть меня подстрелят, как бедняжку стюардессу, если я вру, - они изобразили мое тело на листе бумаги, потом разрезали на кусочки, сложили их в капитанскую фуражку и вытянули наудачу. Губы Гениально. Теперь все наши были уверены, что фильм станет сенсацией года, и принялись заранее друг друга поздравлять, словно старушенции, победившие на конкурсе тортов своего прихода. Фру-Фру заверила, что по ее, Фру-Фру, мнению, это очень трогательно, но все же напомнила, чтобы они не забыли хоть как-нибудь связать ее губы с сюжетом.

Что будет дальше, я знала наизусть, оставалась сущая ерунда. Они наймут борзописца и оплатят ему каждый поцелуй, сколько я успею их нанести за час двадцать. Перелобзаешь по очереди - Милланда, Керредайна, Ресбона, Бикфорда, Питера Лора, Бориса Карлоффа, потом еще статую Кали, чтоб она изрыгнула свои бриллианты, и вдобавок целую индийскую деревню статистов, которые тебя собрали по частям, когда ты выпала из горящего самолета, включая жрицу весьма сомнительной нравственности, а закончишь тем, что скатишься на роликах прямо в речку с крокодилами Но это еще что! Поганец заставит тебя целоваться с лавой, мол, это какой-то там вонючий символ: она тебя поглощает, а ты ее целуешь. А чтоб все выглядело натурально, заставит все губы себе измочалить. Так что в конце концов тебя будет впору показывать в ярмарочном балагане как Женщину-Без-Рта. А как ты ешь, объяснят на табличке и прибьют к клетке.

И знаете, что меня спасло, какой зигзаг удачи? Сейчас узнаете. Чего угодно я ждала, только не этого. Японцы разбомбили Перл-Харбор.

Никогда мне не приходилось видеть, чтобы Джикс нюнил. Он растерялся, рванул из-за стола и, забыв про еду, час сорок трепался с Голливудом - только в тот день. Слеза выкатилась из его левого глаза ровно в девять вечера, во время обеда, когда морячок, склонившись к его уху, огорошил новостью. Тут же он вызвал Лос-Анджелес. После чего заперся в каюте.

Но к завтраку он был уже в порядке. Громогласно заявил, что хотя япошки и засранцы, но, к счастью, наших авианосцев во время бомбардировки на Гавайях не было, и теперь мы уж точно им наложим, пусть хоть десять лет будем воевать. Тем временем мы уже бултыхались в Бенгальском заливе. Он нам сообщил, что в Калькутту, этот шумный вонючий городишко, мы ни ногой. Сейчас свернем на Сингапур и через Филиппины - домой.

Уверена, что решение Джикса всех обрадовало, хотя в тот горестный час никто открыто радоваться не посмел. Я спросила у Фредерика, как он к этому относится. Никак не относится, только не уверен, что Америка примет его с распростертыми объятиями. Ведь у него ни паспорта, ни хоть какого-то удостоверения. Он сомневался, стоило ли ему гонять по всему шарику, чтоб в результате сгнить в американской тюряге вместо французской в обществе всяких поганцев, которые ни слова не рубят по-французски. Да еще неизвестно, какая там, в американской тюряге, жратва.

Вот ведь какие мы все болваны: печалимся до времени. А жизнь всегда решает по-своему.

Джикс вдруг заявил, что хватит, мол, прикрываться швейцарским флагом. Провозгласил:

- Швейцария хороша для хранения денег, а не для сохранения собственной шкуры. Я американец греко-французско-еврейского происхождения и равно горжусь как своей кровью, так и своей родиной.

После чего всех нас согнал на верхнюю палубу - поглазеть, как в небо взмывает полосатый стяг. Однако лотарингский крест Джикс решил пощадить, как он подчеркнул, из уважения к четырем находящимся на "Пандоре" французам. Я не слишком сильна в счете, целый час мне пришлось подсчитывать на пальцах и копаться в родословных, пока я не убедилась, что про Фредерика он все-таки не пронюхал. Кроме меня, Матье и кока француженкой оказалась и Эсмеральда, которая родилась в Рокфоре - и чтоб ей заняться сыроварением! А я-то всегда считала, что она появилась на свет прямо из пентхауза на Вашингтон-сквер, сразу с дипломом психички в зубах.

Потом я помню, как мы играли в догонялки с японцами, но никак не могли за ними поспеть. Они оказались куда проворнее. Пока мы тащились до Сингапура, они накинулись на Гонконг, Таиланд, Бирму, Малайзию, а потом обрушились на Филиппины. Пришлось по-быстрому сменить курс и спуститься поближе к полюсу. Джикс повесил в кают-компании огромную карту Азии и Океании с красными флажками на иголках. В военной стратегии я ничего не смыслю, но и без того было ясно, что эти косоглазые муравьи расползаются по всей карте, мешая нам пробиться на восток. Пришлось пристать к Австралии.

Впрочем, один черт. В Дарвине мы отпраздновали Новый год, но как-то уже все было не в жилу. "Пандора" загрузила столько жратвы и топлива, сколько смогла свезти, да еще наши нос и корма украсились огромными зенитками. После чего мы отплыли в Океанию, намереваясь проскользнуть под Новой Гвинеей, если, конечно, муравьи и до нее не доберутся. В Коралловом море нам пришлось совсем кисло, там бы даже спасательная шлюпка не проскользнула. ВМС США попросили нас оттуда убраться подобру-поздорову. Пришлось повернуть лыжи еще южнее.

В Новой Каледонии мы пристали, чтоб починить очередную поломку. Там тоже все готовились к вторжению. Потом мы долго и занудно тащились прямо по тропику Козерога. Глядя на Джиксову карту, я сообразила, что япошкам этот тропик не за фигом, разве чтобы захватить Антарктиду и потом с тыла напасть на эскимосов. Правда, иногда над нами принималась кружить какая-то их козявка, почти и невидная в синем небе, вероятно, размышляя, не протаранить ли нашу посудину. Тут же объявлялась тревога, и по камикадзе палили из зениток. Но всякий раз ему удавалось благополучно смыться.

Зато мне посчастливилось побывать на Таити. Мы там простояли весь май 42-го, да еще весь июнь - опять забарахлил этот вонючий мотор. Поскольку это французская колония, Джикс разрешил нам сойти на берег, но только ночью. И на том спасибо. Ночной Папеэте - просто финиш, очень вам рекомендую. Шлюхи и урны, конечно, очень красивы при луне, но я на них быстро нагляделась и пожалела, что не осталась на посудине поглазеть какой-нибудь паршивый фильмец или вспомнить с Фредериком молодые годы и счастливые денечки в Мозамбике.

Да и все на "Пандоре" пресытились туризмом. Джикса теперь интересовала только война. Он приказал поверить в салоне фотографии Макартура и Нимитца в рамочках и всякий раз перед едой поднимал тост за их здоровье. При этом взирал на фото глазами, полными нежности и безграничной веры. Эсмеральда мне потом объяснила, что в эту тяжкую, но и великую годину он обрел в Даге, с его трубкой и черными очками, отца, а в адмирале - идеал морехода, каким мечтал стать сам. Это ж ясно как дважды два, мол, только я одна не допетрила, просто стыд. Но мне вовсе не было стыдно, во-первых, потому что я привыкла считаться идиоткой, во-вторых, потому что давно уже заметила, что все тут свихнулись, а она сама в первую очередь. Когда мы проплывали Суматру, Эсмеральда вдруг взмолилась, чтобы я не дала ей попасться живой в лапы к япошкам, этим насильникам подлым, если они, конечно, на нас нападут. Умоляла пальнуть ей в голову. Даже приподняла волосы, чтобы показать, куда именно целить. Потом затащила меня в свою каюту, чтобы показать пистолет с костяной ручкой и объяснить, как он стреляет.