Тут было хорошо заметно, что отель люди покинули очень давно. На месте клумб, дорожек и газонов росли кусты и тонкие молодые сосны, трава поднималась нам по щиколотку, а в зарослях я разглядел несколько скамеек и фонарных столбов, но подобраться к ним было бы невозможно – так густо оплела их растительность. Да мы и не пытались, просто шли мимо, приминая высокую траву и постоянно оглядываясь по сторонам на каждый подозрительный шорох или треск, но ничего страшнее пары взлетевших довольно крупных птиц не встретили.

Постепенно мы оказались в центре внутреннего двора, еле продравшись через заросли цветущего олеандра. Узкие листья и лепестки падали нам на головы и плечи, мы пробирались боком через частокол тонких кривых стволов и оказались на неширокой площадке, заросшей ярко-зеленой травой. Росла она так, будто ее высадил опытный садовник: образовала правильный прямоугольник и поднималась довольно высоко. Трава, высокая и прямая, чуть сужалась к верху и немного выгибалась, лист внутри образовывал что-то вроде ложбинки, а края при этом были зазубренными, как у пилы.

Первым в этом убедился Морган, он порезался о траву, когда пытался раздвинуть ее, выругался и принялся топтать ее тяжелыми ботинками. Трава хрустела, исходила ядовито-зеленым соком, норовила разогнуться, но мы не давали ей шансов, шли следом, даже Джойс не отставал. Он мужественно продрался следом за нами через олеандр и теперь стоял рядом со мной на краю бассейна. Обычного бассейна, из тех, что можно встретить в каждом отеле, с постепенно понижающимся дном и удивительно чистой водой, точно ее поменяли только вчера, перед этим тщательно отмыв дно и стенки, выложенные синей плиткой. В одной стене обнаружилась небольшая пробоина, вода утекала через нее, причем утекала неизвестно куда – рядом было сухо. А на дне виднелось что-то вроде небольшого гейзера, отлично видимая отсюда струя воды поднималась из отверстия на дне бассейна, но это, как раз было нормально. Так, видимо, было предусмотрено конструкцией, и то, что поток до сих пор не иссяк, говорило о надежности водопроводной системы.

Бассейн был длиной метров десять, в ширину немного меньше и предназначался явно для тех, кто не любил морскую воду или ленился ходить на пляж. Или любил порезвиться в аквапарке – над самым глубоким участком по краям бассейна стояли две разноцветные пластиковые горки: обе высокие и крутые.

– Понятно, – разочарованно протянул Тэйлор, – идем дальше. Это явно не то, что нам нужно.

Конечно, это было не то, и мы пошли дальше. Миновали поваленный забор отеля, спустились немного вниз по тропинке в скалах, и двинулись дальше, но уже не друг за другом, а развернулись веером. Шли так, чтобы держать друг друга в поле зрения и одновременно не пропустить ничего интересного, что встретится на пути. Но ничего не происходило, если не считать того, что море, до этого блестевшее справа, ненадолго пропало, чтобы показаться слева, а скалы из белых стали желтоватыми. Скоро путь нам преградила узкая, но довольно глубокая расщелина, мы стояли на ее краю и не видели дна, только далеко внизу колыхались пушистые макушки сосен, да виднелись скальные выступы, что торчали из стен трещины в земле.

– Может, пруд там? – Тэйлор ловко спрыгнул на первый камень, ухватился за ветки кустарника, росшего тут в изобилии, и посмотрел вниз.

– Вряд ли, – отозвался сверху доктор. – Не думаю, что нашему информатору пришлось с такими трудностями добираться до воды. Пруд должен быть где-то на поверхности скал, а не в пещере, или что там внизу. Вылезай, пока не свалился.

Тэйлор помедлил немного и выбрался обратно, пошел с нами дальше, но оглянулся при этом пару раз. Было понятно, что с мыслью хорошенько обследовать эту расщелину он еще не расстался и при первой же возможности вернется обратно.

А пока мы шли дальше, и сосны вокруг были прежними, от них хорошо пахло смолой и хвоей, они шумели под ветром и с веток на нас падали желтоватые длинные иголки. Под ногами был только камень и короткая жесткая трава, мы перебирались через выступы и изредка переговаривались, в основном, о том, что никто ничего не видит и впереди все так же спокойно. Нам не попалось ни ручья, ни даже маленькой речки, да что там речки – ни единого углубления в камнях, что, пусть с натяжкой, можно было бы назвать озером или прудом, воды тут не было ни капли, зато вокруг расстилалось море.

Я невольно косился вправо, смотрел, как бирюзовый цвет у берега переходит в густо-лазоревый, потом становится синим, и дальше океан становится привычно-серым, и над ним висит знакомая дождевая пелена. Так я шел четверть часа или чуть больше, и, завороженный картинкой, позабыл, что иногда надо смотреть еще и под ноги. И немедленно за это поплатился – правый ботинок оказался на чем-то скользком и покатом, я покачнулся и едва не свалился на поросшие травой камни, но удержал равновесие, посмотрел вниз и невольно вскрикнул.

У подножия высокой сосны лежал скелет человека. Вьющиеся травы оплели его густой сетью, сдвинув с места некоторые мелкие кости. Кое-где на нем сохранились остатки истлевшей одежды, а на запястье еще оставались часы на толстом кожаном ремешке, на обтянутом кожей черепе виднелись редкие почти бесцветные волосы.

– Что там? – доктор подошел ко мне, присвистнул и присел на корточки, разглядывая кости. Постепенно подошли остальные. Последним притащился Джойс, он даже ненадолго позабыл собственные страдания, перехватил свой костыль левой рукой и старательно перекрестился.

– Упокой, господи, его душу, – пробормотал он. Все мы при этом молчали, но я уверен, что не было среди нас ни одного человека, у которого не пробежал бы по коже мороз.

– Наверное, это кто-то из местных, из тех, кто работал в отеле, – предположил Хантер, внимательно рассмотрев сгнившие лохмотья. – Если судить по одежде.

– Думаю, ты прав, – сказал Тэйлор. – Было бы странным найти здесь епископа. Однако почему эти кости так странно лежат? И действительно, скелет лежал в неестественной позе. По странной случайности (виноваты ли тут клевавшие его птицы или, быть может, медленно растущие травы, обвивавшие его со всех сторон) он лежал на боку, череп подбородком касался груди, и кости лежали так, точно их кто-то положил друг на друга, причем довольно аккуратно. Постепенно я понял – человек умер здесь, он лежал, скорчившись от боли, поджав колени и прижимая руки к животу, да так и остался, пока не истлела плоть, пока мы не нашли его.

Лесли запустил руки под кости и зашарил по траве, отбросил несколько мелких камней и сосновых веток, потом вытащил из земли нечто темное и длинное, вытер о траву и показал нам темный от времени, покрытый пятнами ржавчины нож с рукоятью из темного дерева.

– Вот оно, – сказал доктор. – Скорее всего, человека тут прирезали и оставили умирать. Воткнули нож в правое подреберье, у несчастного не было шансов, он умер от потери крови, просто уснул и не проснулся. Хотел бы я знать, что тут произошло, и кто был вторым, и что они не поделили…

Он замолк, продолжая крутить в руках нож, разглядывал его, близко поднося к глазам, поворачивал так и этак, пытаясь представить, как все было. Я молчал, остальные тоже – мы могли только предполагать, что за драма разыгралась тут десять или пятнадцать лет назад, и кто были эти люди, вернее, один, что навсегда остался под соснами. Да и думать об этом не хотелось, накатила тоска и мрачные мысли о бренности бытия, мне даже показалось, что стало темнее, точно перед сильным дождем. Тэйлору это очень не понравилось, он отобрал у брата нож, отбросил его в кусты и приказал: