— Ещё как посмею. — Серёга сел за стол и взял ручку с бумагой, и якобы начал писать. — Так, пишем. Вероника Шашникова: изнасилование, убийство. — писал Сергей, а сам смотрел на Нику.

— Нет. Я этого не делала! — вдруг закричала Ника.

— Так расскажи нам, как было дело?

— Хорошо. — сдалась Ника. — Я всё расскажу. Я познакомилась с Андреем, когда ещё училась в школе. Он мне рассказал, что любит мою двоюродную сестру Лену. Потом я увидела, что Саша не ровно дышит к Насте. Лена сказала, что желает ему счастья, и не будет бороться за него. Я всё рассказала Андрею. Мы стали её держать в страхе, чтобы отомстить Саше и Насте. В январе Лена от Насти узнала, что Сашу чуть не убили. Она будто с цепи сорвалась, стала неуправляемая. Я снова всё рассказала Андрею. Он попросил привести её. Я её привела, и он её изнасиловал. Я хотела ему помешать, но меня схватили его буйволы. Её крик до сих пор звучит у меня в ушах. После этого она нас слушалась. Через некоторое время я увидела, как мой дядя читает её письмо. Потом узнала, что Андрей её убил. Я решила отомстить, убив Настю, но к сожаленью, сделала её только инвалидом. Жаль, что она не умерла.

— Ах, ты тварь! — не выдержал я и встал.

— Моя двоюродная сестра мертва, и она тоже должна умереть.

Её слова вывели меня из себя. Сергей это заметил, и быстро скомандовал, чтобы увели Нику. Он подошёл ко мне.

— Спокойно.

— Всё, успокоился. Когда суд?

— Я тебе сообщу. Иди домой.

На следующий день, это был первый учебный день второго полугодия, после занятий мы задержались, чтобы выбрать новую старосту и её помощницу. Было несколько кандидатур: Вера, Оля и даже предлагали меня, но я отказался. Старостой выбрали Олю, а её помощницей Веру.

Глава двадцатая

Прощение

Я пришёл к Насте. Мне открыл дверь Виктор Михайлович. Я удивился, что он дома, ведь сегодня рабочий день. Я понял, что Настеньку мне сегодня не увидеть, но решил попробовать.

— Здравствуйте, Виктор Михайлович.

— Привет. — сухо ответил он. — Проходи на кухню, надо поговорить.

Мы прошли на кухню. То, что он хотел со мной поговорить меня удивило, ведь полторы недели назад он меня выгнал, а сейчас пригласил поговорить.

— Запомни раз и навсегда. — начал Виктор Михайлович. — Моя дочь тебе не игрушка, и, если в дальнейшем собираешься её бросить, то уходи сейчас же.

— Я никогда её не брошу, потому что люблю!

— Я тебе верю, но тогда скажи, почему ты не пришёл на выписку к Насте? Ты знаешь, что с ней творилось? Она так ждала тебя. У тебя другая?

— Нет. Просто в этот день я с опергруппой ловил Андрея Коровку, по кличке «Чёрный».

— Это может кто-то подтвердить?

— Вы не верите? Хорошо. Это может подтвердить следователь нашего района Шавченко Сергей Витальевич и вся опергруппа.

— Я тебе верю, просто оберегаю дочь. Скажи мне на чистоту, неужели у тебя не было мысли найти нормальную.

— Нет. Не смейте так говорить о Насте. Она нормальная и скоро будет ходить. А так я никому не позволю о ней говорить, даже Вам.

— Молодец. Теперь я вижу, что ты её любишь, раз защищаешь её, даже передо мной.

Тут в дверь позвонили. Это вернулись Настя и Людмила Сергеевна из поликлиники. Настя, увидев меня с отцом, поняла, что у нас с ним серьёзный разговор. Мама провезла её в комнату, чтобы дать нам договорить. Разговор продолжался.

— Видишь, как она счастлива. — сказал её отец. — Чтобы она всегда такой была.

— Конечно. Я постараюсь, что бы она была счастлива.

— Ладно, иди к ней.

Я пошёл к Настеньке и был счастлив, что преград между нами больше нет. Всё плохое осталось позади, жгучая боль, горькие слёзы расставания, страх за любимого человека. Мы прошли через всё это.

В комнате меня ждала Настенька. Она тоже была рада, что наконец-то всё кончилось. Осталось лишь чувство вины за смерть Димы и Лены. Я рассказал Насте всё, что услышал на допросе.

— Ужас, это меня сюда посадила Ника?

— Да, она.

— Сашуль, нам надо сходить к отцу Лены. Я должна попросить у него прощения, ведь это из-за меня с Леной так поступили. — говоря это, она прослезилась.

— Сходим, конечно, моя милая. Не вини себя, ты не виновата.

— Я не представляю, как она это перенесла. Я так виновата перед ней.

— Мы сходим к Семёну Гавриловичу, я обещаю, но чуть позже.

— Почему? Надо побыстрей. Ты стесняешься со мной на улицу выходить?

— Нет конечно, милая, родная моя. Не плачь! Просто я хочу дождаться вынесение приговора, а потом идти к нему, чтобы заодно сообщить о приговоре.

Насте было стыдно за то, что усомнилась в своём любимом и родном человеке. Она представила, что я в ней сомневаюсь, и поняла, как это больно: «От этих мыслей надо избавляться. — думала она. — Иначе я буду нечаянно делать ему больно своим недоверием».

— Милый, прости меня. Прости, я знаю, что сделала больно тебе. Я очень люблю тебя.

— Ну что ты, не извиняйся, я тебя понимаю. Ты боишься, что я тебя брошу, но я всегда буду любить тебя. Я всегда буду рядом.

— Всё ровно прости. Давай ещё сходим к Вере — сестре Димы. Я хочу с ней поговорить. Я до сих пор чувствую свою вину перед его родными.

— Хорошо, мы сходим.

Мы обнялись и поцеловались. Нам снова было хорошо. Насте всё ровно было стыдно, что усомнилась во мне.

***

В субботу я спросил Веру, можно ли к ней прийти завтра, потому что Настя хочет с ней поговорить. Она ответила, что будет ждать нас.

В воскресенье я пришёл к Насте, и мы пошли к Вере. На улице Настя чувствовала себя неудобно. Ей казалось, что все глядят на неё,