– Польщен.

– А то прошлую казнь свершал какой-то практикант. Парень старательный, но не то…

– Сколько мне осталось? – осведомился Сомов.

– А вот к полудню и соберутся все… А что, давно еретиков не казнили… Ты мне скажи, как ты такой глупый уродился, что еретиком стал?

– Нет, это вы уродились дураками.

– Ну вот, а я к тебе, как к человеку… – обиженно протянул тюремщик.

Сомов протянул ему бутылку. Тюремщик выхлебал последние глотки.

– На, порадуйся, – вернул он почти пустую бутылку, – там еще немного осталось…

* * *

В небольшом доме, мало чем отличавшемся от точно таких же неказистых домишек вокруг, в одном из парижских предместий в поте лица трудился маленький человек невзрачного вида. Единственно, что могло бы привлечь к нему чужой взгляд, так это большой высокий лоб мыслителя, на который ниспадала жиденькая грязная прядь седых волос. О том, что этот человек был единственным в своем роде специалистом, знали только наиболее выдающиеся представители святой инквизиции. Его звали Пьер Блишон, и он являлся инквизитором-аналитиком. Он орудовал такими понятиями и писал такие заключения, за одну строчку из которых, выйди она из-под пера другого человека, тотчас прибавилось бы работы городскому палачу. К Блишону стекались все доносы об аномальных явлениях, какие только происходили на планете Гасконь.

Блишон не любил выходить из своего дома. Все, что ему было необходимо, доставляли многочисленные слуги – они назывались товарищами, поскольку в обществе равных слуг быть не может, но сути это не меняло. Инквизитора-аналитика раздражала необходимость называть вещи не своими именами, но он знал, что такова суть и фундамент системы, а нет ничего страшнее, чем расшатать систему. Это грозит бесчисленными бедами. Поэтому он называл дворецкого, охранника, повара товарищами, клал им, как положено, руки на плечо, но при этом отличался требовательностью, которой не могли похвастаться и мифические древние представители аристократии.

На стол Блишону ежедневно ложились отчеты младших аналитиков, основанные на донесениях тысяч и тысяч шпионов, полицейских агентов, инквизиторов, жандармов, членов трибунала и обычных добропорядочных Граждан. Слухи, сплетни, истории, которые подслушивали в городе или на его окраинах.

На столе стояло несколько телефонных аппаратов. Один из них, в полированном деревянном корпусе, городской – по нему он мог дозвониться любому из двадцати тысяч городских абонентов. Зеленый металлический аппарат имел сто восемнадцать абонентов – членов Совета Справедливых, инквизиторов и высших чиновников.

Отделанный серебром и золотом, со сложным орнаментом, напоминающим каббалистические знаки, третий телефонный аппарат был очень редкой вещью. Такой Блишон видел только у Главы Совета. И у этого аппарата был единственный абонент. На том конце провода готов был в любое время ответить один из трех Святых Материалистов. Мало кто имел доступ к Великим Гражданам Гаскони, которые стояли куда выше самого Равного из Равных. А инквизитор-аналитик такое право имел, и это очень льстило его самолюбию. Но надо отдать должное его скромности, поскольку он никогда не позволял себе злоупотреблять этой телефонной связью и пользовался ею в редчайших случаях, когда того требовали обстоятельства.

В тот день Блишон как обычно позавтракал и сразу же уселся за свою конторку, заваленную не разобранными еще со вчерашнего вечера отчетами, доносами и докладами. Закончил с ними он перед самым обедом. Но на слова лакея: «Кушать подано, Гражданин!» никак не отреагировал. Обычно утренней порцией доносов он занимался только в послеобеденное время, но тут нетерпение, свойственное истинно пытливому уму, занятому разрешением некой новой загадки, не позволило отложить эту работу на потом. И он сразу же взялся перелопачивать и эту гору бумаг. Наконец он завершил свою работу, потом уселся за расчеты.

Инквизитор-аналитик пользовался достаточно примитивным электронным калькулятором. Судя по формулам, которые покрывали чистые листы бумаги, этот человек был большим знатоком математических наук. Закончив с работой, Блишон почесал нос, покачал головой и, не сказав ни слова лакею, застывшему у дверей в подчеркнуто независимой позе, но готовому словить любое приказание на лету и мигом исполнить его, потянулся к зеленому телефонному аппарату, сделал несколько звонков. Последний звонок вывел его из равновесия.

– Что? – завопил он. – Как вы могли?

На том конце провода что-то беспомощно лопотали в свое оправдание.

Инквизитор-аналитик остался крайне неудовлетворенным результатами бесед. Просидев с четверть часа в задумчивости, он потянулся к серебряному телефону.

– Великий Гражданин? Я опечален, что вынужден нарушить покой и твои высокие размышления о сути Великой Материи, – подобострастно произнес инквизитор-аналитик в трубку, ощущая, как предательски дрожит голос.

– Чего тебе надо, инквизитор? – прозвучал довольно грубый, но вместе с тем вкрадчивый голос Святого Материалиста. Возможно, когда-то у этих людей и были имена, может быть, имелись они и сейчас, но для посторонних они были просто Материалист-Один, Материалист-Два и Материалист-Зеро.

– Не укладывающийся в статистику выброс аномалий, – произнес инквизитор-аналитик.

– Подробнее, – пророкотала трубка.

– Это длинный и серьезный разговор.

– Хорошо. Я пришлю за тобой.

– Слушаюсь, Великий Гражданин, – кивнул Блишон. На душе у него было тревожно. Святых Материалистов не тревожат без дела. Это все равно, что ворошить гнездо с ядовитыми летучими тарантулами…

* * *

Этьен Лежу соскочил с лошади и привязал ее к стойлу. Оглянулся – вокруг ни души. Кедровый лес, густой кустарник, здесь водилась дичь и была отличная охота.

Он прибыл раньше, чем рассчитывал, и теперь мог несколько минут предаться безделью и посидеть на крылечке, нюхая табак и чихая вдоволь. А то и опрокинуть в одиночестве стаканчик доброго вина – благо бутылку он предусмотрительно положил в седельную сумку.

Этьен Лежу был доволен собой. Он владел обширным поместьем. У него был хороший дом. На него работали несколько Граждан, которых он про себя именовал батраками, хотя за эти слова можно было и поплатиться, в Стране Равных нет батраков, есть помощники. Гражданин Лежу привык соблюдать правила. Он самолично за свою жизнь выдал инквизиции двух еретиков. И об этом подвиге писали даже парижские газеты. Сын у него работал в инквизиции. И младшая дочь достигла определенных успехов в жизни – она была проституткой на одной из лучших точек Парижа, куда устраиваются только по знакомству. Но тут уж братец помог – без него ее бы там не было.

Жизнь у Лежу текла размеренно и сыто. Деньги водились. В числе его знакомых имелись уважаемые землевладельцы, ростовщики и даже сам бургомистр их городка Шюни. По воскресеньям вся компания собиралась перекинуться в картишки. Лежу прекрасно играл в карты. Он чаще выигрывал, чем проигрывал, но для людей, перед которыми он заискивал, он делал исключения. Как можно все время выигрывать у бургомистра, который тебе дает подряды на работу? Никак нельзя.