«Даже более счастливой, чем ты думаешь». Лидия метнулась вправо, чтобы отбить волан. Она, естественно, ничего не рассказала о своих кошмарах и о том, как он отреагировал на них. И о его присутствии в кровати. Ни слова о возбуждении и о том, как ей было приятно чувствовать на себе тяжесть его руки. Всего этого было вполне достаточно, чтобы заставить рационально мыслящую даму поверить в удачу.

— И все же я подозреваю, что с ним что-то не так. Не забывайте, позапрошлым вечером он отказался от Барбары. — Элайза пропустила удар, но не стала поднимать волан и решила закончить свою мысль. — Если у него есть какие-то отклонения, он наверняка хотел бы это скрыть. И здесь нет лучшего способа, чем заключить пари на женщину другого мужчины. — В четвертый или пятый раз за день она бросила на Лидию взгляд: «Я не буду разоблачать тебя, но я знаю, что ты рассказала нам не все». Лидия отвела глаза и принялась сосредоточенно заправлять в прическу выбившийся локон.

— Чушь. — Мария отошла от окна и заняла место Элайзы. — Если он хотел обмануть всю компанию, зачем ему рассказывать, что он спал на полу? Он прямо так и заявил мистеру Роаноку за завтраком. И мистер Мосс говорит то же самое. — Она подняла воланчик, ударила по нему, и он пролетел по галерее. — Самое разумное объяснение — это что он испытывает tendre[11]к Лидии. Кстати, это объясняет и то, что он не захотел иметь дело с Барбарой. Когда понял, что взаимностью она не отвечает, он приложил все силы к тому, чтобы не нанести вред ее отношениям с покровителем. Это замечательный, чрезвычайно изысканный вид глубокой привязанности. И очень романтичный. Вот бы другим джентльменам поучиться у него!

Романтичный. Когда-то это слово что-то значило для нее. Если бы не было прошедших трех лет и если бы мистер Блэкшир оказался на ее пути тогда, она, возможно, и ответила бы на его любовь. Возможно даже, что влюбилась бы в него первой, и тогда ей посчастливилось бы испытать взаимные чувства.

Если бы, если бы, если бы. Нечего думать об этом, бессмысленная работа для ума. Она пропустила удар и отошла к окну.

— Ты сегодня говорила с мистером Роаноком? — Даже у Элайзы хватило такта задать этот вопрос в тот момент, когда она наклонилась, чтобы поднять воланчик. Весь день дамы ходили вокруг да около и думали о том, что Эдвард провел ночь с другой дамой. И обе в глубине души радовались, что их джентльмены вряд ли пошли бы на подобное.

— Нет. — Лидия постукивала ракеткой по запястью, всем своим видом изображая равнодушие. — Он все время был занят тем, что хвастался перед другими джентльменами своей ночной победой. Думаю, мы с ним поговорим, когда ему надоест хвастаться.

«Или не поговорим». А о чем тут говорить? Никакие объяснения не смягчат то оскорбление, что он нанес ей. Ей ничего не остается, как продолжать отношения с ним.

Она же сказала мистеру Блэкширу, что не тешит себя никакими иллюзиями насчет верности Эдварда.

— Ему повезло, что ты у него есть. — Элайза ударила по волану и отошла в сторону. — Если бы меня так унизили, клянусь, я бы в полной мере развлекла мистера Блэкшира, хотел бы он того или нет, причем позаботилась бы о том, чтобы все было слышно в комнате у мистера Роанока.

— Да, но ты сделала бы так в любом случае. — Это замечание показало остальным, что ее душевное равновесие не нарушено, а также увело разговор от мистера Блэкшира и от нее самой к более безопасным темам и добродушному подшучиванию друг над другом.

Эта веселая болтовня пошла ей на пользу: ей нужно было успокоиться, прежде чем идти в комнату Эдварда. С приближением вечера стало совершенно очевидно, что он злится. Несмотря на все заверения мистера Блэкшира, он все не мог оправиться от позора, нанесенного проигрышем. Она видела это по его преувеличенному равнодушию, по тому, с каким пылом он поздравлял самого себя с ночными подвигами в обществе нанятой партнерши. Он продолжал разглагольствовать на эту тему и в ее присутствии. И это означало, что его гнев направлен на нее.

Что ж, Лидия предвидела такую вероятность. И она ничего не добьется, если укажет ему на нелогичность его недовольства. Мужской гнев проистекает из самых разных источников, в том числе и из вполне понятных ран, нанесенных их достоинству. В таких случаях благоразумной женщине следует отойти в сторону и ждать, когда все уляжется само собой.

Она так и делала весь день, проводила время в обществе других дам, прогулялась до конюшни и обратно и всячески избегала своего покровителя в надежде, что к вечеру он перегорит. Но когда вся компания собралась на ужин, ей немедленно стало ясно, что Эдвард всячески подпитывал свое раздражение и теперь ему захотелось напиться.

Он не принадлежал к числу пьяниц. Конечно, выпивал на приемах и за картами, как и любой джентльмен, но был не из тех, кто начинает день с бутылки. К тому же Эдвард не умел скрывать признаки опьянения, они были вполне очевидны, когда он выпивал много.

Для начала он усадил свою новую фаворитку справа от себя и принялся осыпать ее комплиментами. Говорил довольно громко то ли от хмеля, то ли для того, чтобы каждое его слово было слышно Лидии. Хотя она сидела далеко от него, она узнала, что дама обладает массой достоинств: и волосы у нее золотистые, и кожа белоснежная, и глаза своим цветом затмевают цвет сапфиров.

Если говорить объективно, а объективность была единственным разумным способом воспринимать все это, он был абсолютно прав. Каролина — так, оказалось, ее звали — была не менее красива, чем Мария, правда, не так ослепительно хороша. Столь бурное восхваление ее красоты смущало девушку, однако Эдвард, естественно, не замечал этого.

«Если бы он был тебе небезразличен, тебе было бы больно, как если бы ты проглотила стекло». Еще одно поучительное напоминание — будто она в них нуждалась — о том, сколько недостатков имеет любовь. Чуждая этому чувству, Лидия даже немного жалела Каролину, которая лишь сделала то, ради чего ее наняли, и никогда не претендовала на роль в какой-нибудь низкопробной мелодраме об отношениях джентльмена с его любовницей.

И все же к тому моменту, когда подали рыбную перемену, ужин стал казаться ей бесконечным. Причем этого мнения придерживалась не одна она. Мария, которая сидела рядом с Эдвардом, старалась как можно дальше отодвинуться от него. Рыжеволосая дама, которая часто садилась с ними поиграть в вист, то и дело морщилась. Даже лорд Рэндалл, покровитель Элайзы, с которым она ни разу не перемолвилась и парой слов, поджал губы и бросил на нее полный сочувствия взгляд.

Когда же она бросила взгляд на мистера Блэкшира, который сидел на противоположной стороне стола, он ответил ей таким же красноречивым взглядом, как и лорд Рэндалл, хотя значение его взгляда было другим. Что-то вроде: «Только скажи, и я прикончу его с помощью ножа и вилки».

У нее внутри все затрепетало, как будто там поднялся рой пчел. Ему, конечно, приходилось убивать — так он ей говорил, — но она никогда прежде не предполагала, что он способен на преднамеренное убийство.